не надо ни золото, ни серебро, ни медь,
хочу тебя женою иметь.
Но царевна не отступала,
всё, что хочешь, ему предлагала.
Наконец он махнул рукой:
«Раз не хочешь быть моею женой,
то подними свой наряд,
хочу поглядеть на невестин зад».
Как царевна не билась, не юлила,
но всё-таки себя оголила.
А Иван, обмакнув, в сажу свой перст,
нарисовал ей на коже крест.
Назавтра с утра собранье
услышало ответ на заданье.
Мол, первое добро – это поле,
второе – коровы, пасущиеся на воле,
а третье добро, когда хворостиной,
угоняют с царского поля скотину.
Радуется царь, хвастает дочкой,
а Иван тут как тут с другой заморочкой.
«Иду я как-то и вижу зло,
которое по земле ползло,
я подошёл к нему с новым злом,
и сразу же зло обернулось добром».
И вновь царевна на эту загадку
не отыскала отгадку,
и снова с бесстыжею рожей
пришлось ей задирать одёжу.
Зато утром она перед залом
правильный ответ сказала,
мол, первое зло – это змея,
второе – дубинка моя,
а когда я змею ей отделал,
значит, добро людям сделал.
И снова дочку хвалит папаша,
знай, мол, дурак, наших,
ещё разок промахнёшься
и горя не оберёшься.
А тот, улыбку в губах пряча,
задаёт последнюю задачу,
говорит всему залу:
«Что бы это вот означало?
Есть два сугроба под полотном,
каждый помечен чёрным крестом,
что ни крест, то плата
вместо серебра и злата».
Испугалась царевна, что её секрет
завтра может узнать весь свет,
и сказала, чуть не плача,
что не может решить такую задачу,
и что согласна идти за мужика
даже за Ивана за дурака.
Царя чуть-чуть не хватил Кондратий,
он и не помышлял о таком зяте,
мало того, что из батраков,
так ещё и дурак из дураков.
Что тут началось! Обмороки, паденья,
крики, слёзы, другие представленья,
всё это тянулось целую неделю,
а когда успокоились еле-еле,
глянули, а Ивана-то нет,
простыл его даже и след.
С той поры царская дочка
живёт во дворце одиночкой,
зовут её мужиковой невестой,
но это вряд ли кому интересно.