Иван Федоров запечатал письмо личной печаткой с изображением своего типографского знака и подписал: «Иван Федорович Москвитин. Типограф греческий и славянский».
«В исторической перспективе изобретение Ивана Федорова имело значение далеко выходящее за пределы военной техники. Уяснение смысла взаимозаменяемости способствовало созданию машиностроения, переходу от ручной техники изготовления машин к машинной», — пишет E. Л. Немировский.
Судя по всему, Ивану Федорову не удалось пристроить свое изобретение и Августу, вероятно, по той же причине, что и Рудольфу. Никаких сведений об изготовлении пушки нет.
Неизвестно даже, доехал ли Иван Федоров до Дрездена. Хотя косвенное подтверждение, что он там все-таки побывал, существует. Современник Ивана Федорова, известный немецкий востоковед Элиас Хуттер, живший при дворе Августа, в 1883 году пополнил свою библиотеку «Азбукой» Ивана Федорова и Острожской Библией, чему есть документальные свидетельства. Не исключено, что он получил их от самого Ивана Федорова, но, поскольку Хуттер поддерживал связь с волынским культурно-просветительным кружком, книги Ивана Федорова могли попасть к нему и другими путями.
Так или иначе, Иван Федоров вернулся во Львов.
Был конец месяца грудня, или, как называют его ученые люди, новембрия.
Иван Федоров побывал в магистрате, навестил Лаврентия Пухалу, обсудив с ним новые рисунки, договорился с торговцем бумагой и теперь возвращался домой.
Быстро темнело, в окнах загорались огни, отражаясь в мокрой булыжной мостовой. Иван Федоров подумал, что в Москве в это время улицы уже присыпаны первым снежком.
Дома Ивана Федорова ждали гости — Герасим Смотрицкий, пришедший со своим маленьким сыном Максимом[9].
Иван Федоров обрадовался приятелю. После приветствий и расспросов о здоровье и последних новостях Смотрицкий сказал:
— А ведь мы к тебе, Иван Федорович, по делу. Максиму моему минуло семь лет, в нынешний год пойдет он учиться в школу. И вот, пришли мы к тебе за Азбукой.
Иван Федоров удивился:
— Так в Остроге же Азбуки осталась не одна сотня экземпляров!
— Это верно, но я хочу, чтобы получил он ее из твоих рук и с твоим добрым напутствием.
— Что ж, будь по-твоему.
Иван Федоров достал из сундука Азбуку и протянул мальчику, думая, что бы такое сказать, торжественное и в то же время понятное малому ребенку. Но ничего не придумал и сказал просто:
— Учись хорошо.
Максим бережно взял книгу, поблагодарил и спрятал ее за пазуху.
Провожая гостей, Иван Федоров вышел на крыльцо и увидел, что выпал снег. Кругом было белым-бело, над заснеженными крышами к небу поднимались тонкие струйки дыма.
Совсем как в Москве…
Той же зимой Иван Федоров вдруг разболелся — и умер.
НАДГРОБНАЯ ПЛИТА ИВАНА ФЕДОРОВА
Первопечатник был погребен в Онуфриевском монастыре.
На его могиле была установлена резная белокаменная плита. Во многих популярных книгах, посвященных первопечатнику, говорится, что плиту изготовили сын Ивана Федорова — Иван Друкаревич и Гринь. Хотя источник этого утверждения неизвестен, оно кажется вполне правдоподобным.
Однако сейчас говорить о надгробной плите Ивана Федорова приходится в прошедшем времени — она исчезла более ста лет назад, и история ее исчезновения полна загадок.
Согласно описаниям и зарисовкам людей, видевших плиту, на ней был изображен типографский знак Ивана Федорова, названо его имя и прозвание — «Иван Федорович друкарь Москвитин», указано время и место смерти — «преставился во Львове 1583 року, декабря 5», и должным образом оценены заслуги первопечатника — «Друкарь книг пред тым невиданных».
В 1596 году, то есть через тринадцать лет после смерти Ивана Федорова, на церковном Соборе в Бресте была принята уния — соглашение между католическим и православным духовенством, в результате которого на территории Речи Посполитой возникало смешанное греко-католическое, или, как его стали называть, униатское вероисповедание. Сторонники унии — униаты признавали своим главой римского папу и в большей степени тяготели к католицизму, чем к православию.
9
Здесь стоит напомнить, что Максим (Мелетий) Смотрицкий впоследствии стал автором «Грамматики», которую Ломоносов называл «вратами своей учености».