На торгу самый разный народ встречался, обменивался новостями, ссорился и мирился; здесь же глашатаи-бирючи трубили в рога и выкликали то, что нужно было знать всем горожанам; пели и плясали скоморохи, водили медведя и показывали кукольные представления; совершались публичные наказания и проходили праздничные процессии.
Торговали на Московском торгу и книгами.
Ивашка шел через Торг, держась за отцовскую руку и боясь потеряться в шумной толпе.
Чего только здесь не было! Торговали хлебом и орехами, домашней птицей и овощами, разнообразной дичью и рыбой, клюквой, медом, уксусом, пряниками, сапогами, меховыми шубами, глиняными горшками, расписными деревянными ложками, заморскими шелковыми тканями, детскими игрушками, драгоценными украшениями — всего и не перечислить! Торговцы, переминаясь с ноги на ногу и охлопывая себя руками, чтобы не замерзнуть, на все лады выхваляли свой товар.
Отец Федор замедлил шаги и свернул в книжный ряд. Так бывало каждый раз, когда он оказывался на Торгу, и Ивашка знал, что отец застрянет возле книг надолго. Прилавки с книгами были укрыты от снега дощатыми навесами, книги в кожаных переплетах разложены на чистых холщовых полотенцах.
Отец Федор бережно перелистывал книги, прочитывал то из одной, то из другой по нескольку строк, восхищенно качал головой.
Потом с сожалением сказал торговцу:
— Купил бы я у тебя много чего, да денег в обрез. А книги-то дороги.
Торговец развел руками:
— Вестимо дороги. Мастер-доброписец каждую книгу полгода, а то и год переписывал.
— Верно, — согласился отец Федор. — Ну, счастливо тебе оставаться, хорошо торговать!
Вдруг отца Федора окликнул какой-то полупьяный оборванный мужичонка:
— Постой! Есть у меня книга на продажу, и недорого возьму.
Он вытащил из-за пазухи небольшую книжицу с неровно обрезанными страницами.
Отец Федор посмотрел на нее с сомнением.
— Да ты не думай, не краденая! — угадал его мысли оборванец. — Я сам переписал.
Отец Федор взял книгу в руки и перелистал.
— А это что? — воскликнул он вдруг с возмущением. — Здесь строк пять пропущено.
— Знаю, — хмуро ответил оборванец. — Ладно уж, раз заметил, бери за полцены.
Но отец Федор сунул книгу ему обратно в руки, отступил на шаг и сказал:
— Не возьму даже и даром! Стыдно должно быть писцу, испортившему книгу, и торговцу, ее продающему, и тому, кто ее купит, позарившись на дешевизну.
Отец Федор круто повернулся и широкими шагами пошел прочь.
Оборванец посмотрел ему вслед и, сокрушенно вздохнув, пробормотал:
— Невезучий я человек! Надо же было книге открыться именно на негодной странице.
— Батюшка, — спросил Ивашка, едва поспевая за отцом, — а за что ты так рассердился на этого пьяницу?
Отец призадумался, как бы попонятнее объяснить сыну, и сказал:
— Умные люди говаривали: «Как птице нужны крылья, как кораблю ветрила, так человеку почитанье книжное». И вот ты подумай: если у птицы сломано крыло, она не сможет летать, есуш у корабля порван парус — он утонет в пучине морской, а если человек прочтет книгу, в которой из-за ошибок доброписца нельзя ничего понять, то он или решит, что в книгах нет никакого смысла и, стало быть, читать их незачем, или поймет все не так, и вместо пользы получится великий вред. Понял?
— Понял! — кивнул Ивашка.
Во все стороны от Кремля и торговой площади разбегались широкие улицы-дороги — на Тверь, на Дмитров, на Калугу, на Ростов, Москва не имела четких границ, привольно раскинувшись среди лугов и рощ. В отличие от западноевропейских городов, в Москве не было тесноты, городские дворы-усадьбы стояли свободно, в каждой текла своя замкнутая жизнь. Жилой дом был окружен просторным двором, со всевозможными хозяйственными постройками — сараями, хлевами, кладовыми. Особую красоту и своеобразие Москве придавало обилие зелени: при каждой усадьбе был плодовый сад, огород, мог быть даже свой собственный рыбный пруд. Каждая усадьба была огорожена, на улицу выходили высокие заборы и ворота, украшенные резьбой и пестрой росписью.
Постройки на богатом боярском дворе отличались разнообразием и живописностью. Над всей усадьбой возвышалась сторожевая башня — повалуша, насчитывающая от двух до четырех этажей.