19 октября на военном совете решено было перед приступом в течение двух дней непрерывно бомбардировать крепость, чтобы уменьшить сопротивление русских при штурме. Артиллерию при этом расположили так, что она могла стрелять сразу с трех сторон.
Прежде чем начать стрельбу, Замойский вместе с несколькими командирами подплыл к крепости на максимально возможное расстояние; после этого он приказал сосредоточить огонь на трех больверках, чтобы сбить с них ядрами по крайней мере глину и тем самым облегчить поджог. После этого артиллерия начала забрасывать крепость ядрами, и так продолжалось до самого приступа.
Накануне приступа канцлер послал осажденным грамоту, обещавшую, по обыкновению, в случае добровольной сдачи тем, кто пожелает остаться под властью польского короля, различные милости, а остальным — свободный пропуск в отечество. Осажденные грамоту принять отказались, сказав: «Пускай король шлет грамоты в свои города, а не к нам, мы никакого короля не знаем и не желаем его слушать». В день, назначенный для приступа (23 октября), утром был совершен молебен, причем многие из тех, что готовились идти на приступ, исповедались и причастились.
После молебна Замойский обратился с речью к солдатам, благодаря их за готовность пожертвовать жизнью ради дела, превозносил их мужество, обещал тем, кто погибнет, бессмертную славу, а тем, останется жив, выхлопотать у короля различные милости. Все были растроганы. Замойский со слезами на глазах благословлял солдат, которые также плакали и на всякий случай прощались друг с другом.
Тем временем были наведены мосты, причем из крепости открыли усиленную стрельбу, но на этот раз она мало повредила: погиб один солдат и два были ранены. Польский и венгерский отряды пошли каждый к своему мосту, и тут произошло то, чего менее всего ожидали. Русские стали кричать, что желают вести переговоры, но с условием, что артиллерия перестанет стрелять. Замойский дал пушкарям команду сделать паузу и послал спросить, чего хотят в крепости. Осажденные ответили, что все‑таки хотят прочесть королевскую грамоту и после этого скажут, сдадутся или нет. Вскоре они прислали уполномоченных, через которых объявили, что сдадут крепость на условиях дарования им жизни и свободы и разрешения унести с собою оружие, причем требовали, чтобы Замойский скрепил эти условия клятвой.
Просьбу об оружии Замойский отверг, но клятвенно обещал сохранить всем жизнь и свободу. Тогда гарнизон отправил к гетману новых уполномоченных, которые заявили, что солдаты готовы сложить оружие, но воеводы желают сражаться. Недолго думая Замойский послал в крепость несколько десятков человек, а уполномоченных пригласил к себе в шатер и устроил им угощение. Он опасался вероломства, однако гарнизон в самом деле не стал оказывать сопротивления и позволил арестовать воевод. Когда их привели к гетману, он сказал, что не распространяет на них своего обещания сохранить всем бывшим в крепости свободу и берет их в плен, так как они не хотели сдаться добровольно[88].
Таков был ход военных действий на главном театре войны.
На левом фланге армии Батория, в Ливонии, где находился Матвей Дембинский с отрядом в 3000 человек, в это время было спокойно, на правом, где оршанский староста Филон Кмита предпринял поход к Смоленску, казацкий гетман Оришовский — к Стародубу, столкновения, и довольно крупные, не прекращались.
Собрав из шляхты, жившей вокруг Орши, отряд в 700 человек и присоединив к нему 1000 казаков и прочего люда, Кмита направился к небольшому замку, находившемуся на расстоянии нескольких миль от Смоленска; он надеялся соединиться здесь с королевскими войсками, но ошибся в расчетах. Несмотря на это, он продвинулся дальше, к самому Смоленску, возле которого его встретили несколько сотен стрельцов, но он их разбил; остатки стрельцов укрылись в крепости. Кмита расположился лагерем на расстоянии полутора миль от Смоленска, но вскоре вынужден был отступить, опасаясь превосходящих сил русских.
Вышедший из Смоленска отряд в 400 всадников и 3000 пехотинцев стал его преследовать. И тут Кмита неожиданно для русских развернул своих солдат и ударил первым, не обращая внимания на численное превосходство врага. Сражение, начавшись вечером, затянулось до поздней ночи и кончилось победой поляков, причем они понесли незначительные потери. Однако воины Кмиты изрядно утомились; поэтому он не стал развивать успех, а отступил в направлении Орши и расположился лагерем на берегу небольшой речки, на расстоянии десяти миль от Смоленска. Но отдохнуть полякам не пришлось, поскольку подошло, как пишет сам Кмита в письменном отчете королю, 25000 русских и татар, которые попытались взять его лагерь в кольцо. Поляки опять отступили, а перед этим перебили всех русских пленных; вскоре, однако, польское отступление превратилось в беспорядочное бегство; русские преследовали врага и рубили нещадно. К счастью для Кмиты, на выручку ему пришел отряд, который, ничего не зная о происходящей драме, двигался на соединение с ним для совместного рейда по русской территории. Таким образом, отряд Кмиты был спасен от окончательного истребления, но все равно его потери были немалые. Поляки потерял 700 человек убитыми, два орудия и 12 гаковниц[89].
88
По рассказу Гейденштейна, свобода была дарована всем русским, и воеводы не составили исключения. Кроме того, Гейденштейн пишет, что Замойский освободил бывших при его отряде нескольких знатных женщин, которые были захвачены при взятии Великих Лук, так как опасался, что при таком множестве солдат они могут подвергнуться насилию; этот поступок вызвал у московитов сильное удивление, ибо, по их собственным словам, сами они на такое способны не были.