Марфу Никитичну Черкасскую с Михаилом и Татьяной перевезли с Белого моря в вотчину Романовых – село Клин. Туда же из Заонежья привезли и их мать – инокиню Марфу, которая во все время своих мытарств в монастырях так и не побывала, но к своему иночеству относилась свято, а с этой поры стала умело сочетать обязанности матери с поведением монахини, что было не так-то и просто.
Поздней осенью 1604 года Филарет узнал, что на Руси объявился царевич Дмитрий, что он идет на Москву, желая вернуть себе трон, доставшийся Годунову.
Вслед за тем дошли до монастыря слухи, что на юге России забунтовали мужики и что царевич стал во главе их и вместе со своей армией, которая состояла преимущественно из шляхтичей и казаков, идет на Москву.
А весной 1605 года монахи узнали, что 13 апреля Борис умер, а его войско, вышедшее навстречу царевичу, перешло на сторону Дмитрия неподалеку от Орла.
Сына Бориса Годунова – шестнадцатилетнего Федора – и его мать задушили новоявленные сторонники Дмитрия, дочь Бориса заточили в монастырь, и в июне 1605 года под праздничный перезвон колоколов Григорий Отрепьев, он же Лжедмитрий I, въехал в Кремль.
В конце июня и до монастыря, где все еще жил Филарет, дошла весть, что теперь в Кремле объявился законный государь – царевич Дмитрий Иванович.
В это время Филарету уже сообщили, что царевич Дмитрий – не кто иной, как Григорий Отрепьев, живший у него на подворье перед тем, как царь Борис «опалился» на весь их романовский род.
Старец Филарет, узнав это, стал совсем другим, и Воейков, по-прежнему исполнявший должность соглядатая и доносчика, писал в Москву: «Живет старец Филарет не по монастырскому чину, неведомо чему смеется; все говорит про птиц ловчих да про собак, как он в миру живал. Старцев бранит и бить хочет и говорит им: „Увидите, каков я впредь буду“».
В июле в монастырь примчались гонцы из Москвы, оповестив монахов, что 20 июня российский престол занял царь Дмитрий Иванович.
Он же повелел быть Ивану Никитичу Романову – боярином, а Филарету Никитичу – занять митрополичью кафедру в Ростове Великом.
СМУТНОЕ ВРЕМЯ
Лжедмитрий I
Приведем отрывок из уже цитированной книги В. В. Назаревского «Из истории Москвы. 1147-1703. Очерки», содержащей и описание поведения Лжедмитрия I после его въезда в Кремль:
«Народ, веривший, что это приходит истинный царь Димитрий, громадными толпами наполнил улицы и покрыл крыши домов, радостно приветствуя нового властителя, не подозревая в нем похитителя престола. Вступление его в Москву было необычайным: впереди ехали польские латники в их крылатых шлемах и панцирях, польские паны – в кунтушах и конфедератках; вокруг самозванца было много других иностранцев; сзади же его шли русские бояре и русские полки.
Лжедимитрий ехал на белом коне, в великолепной одежде, в блестящем ожерелье. Звон колоколов сливался с приветственными кликами народа; но уже чувствовалось что-то неладное. Когда самозванец выезжал из Москворецких ворот на Красную площадь, поднялся страшный вихрь; всадники едва усидели на лошадях; колокола сами собою зазвонили у св. Софии, что на набережной; покрытое тучами пыли шествие остановилось. Народ увидел в этом недоброе предзнаменование. Кроме того, он был недоволен, что в ту минуту, когда Димитрий, встреченный духовенством, прикладывался к образам на Лобном месте, гремела музыка: трубы и литавры заглушали церковное пение. В то время как самозванец проявлял притворное волнение перед гробом Грозного в Архангельском соборе, князь Василий Шуйский уже говорил народу, что это – не истинный Димитрий, а самозванец, за что едва не поплатился головою.
Трудно было держаться на престоле Лжедимитрию, хотя на его стороне было расположение народа, простодушно верившего, что он – подлинный Димитрий Иоаннович. Измена русскому духу Лжедимитрия, севшего на престол обманом, должна была погубить похитителя шапки Мономаха. Самозванец купил поддержку Польши в лице ее короля, духовенства и панов ценой тайного принятия папизма и обязательства ввести его в России. Кроме того, он вводил в православный Кремль в качестве русской царицы католичку, польскую панну Марину Мнишек.
На место сверженного патриарха Иова был возведен самозванцем грек Игнатий, бывший архиепископом в Рязани. Он первый из архиереев признал Лжедимитрия царем. Вслед за тем новый придворный сановник князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский привез из монастыря в 500 верстах от Москвы царицу-инокиню Марфу. Несчастная вдова Грозного должна была после свидания с мнимым сыном в шатре близ села Тайнинского признать самозванца своим порождением. Вдовствующая царица была поселена в Вознесенском монастыре.
30 июля Лжедимитрий венчался на царство в Успенском соборе. Но к древнерусскому священнодействию примешалось нечто, неприятно поражавшее народ. В храме Пречистыя польский иезуит приветствовал речью нового царя. По случаю коронации последовали царские милости: пожалован был, как мнимый дядя государя, Михаил Нагой саном великого конюшего; Романовы были возвращены из заточения, Филарет [Федор] Никитич посвящен был в митрополиты Ростовские, а Иван Никитич Романов получил сан боярина.
Но Москва уже стала замечать в новом властителе, в его действиях и самой обстановке нечто фальшивое, нечто нерусское. Кроме упомянутого нарушения русских обычаев, всех поражала расточительность Лжедимитрия. Называя себя „непобедимым императором“, самозванец сделал себе из чистого золота богатейший трон, увешал его бриллиантовыми и жемчужными кистями. Одетый в польский костюм, он бешено ездил верхом по Москве и даже к Успенскому собору, чего не бывало прежде, подъезжал на седле. Устраивал травли медведей и волков и с задором участвовал в них сам. Не ложась спать после обеда, он ходил пешком к полякам и немцам; и боярам, недосмотревшим выхода его из дворца, приходилось разыскивать его по городу; поляки пировали в Москве, высокомерно обращались с русскими и обижали их.
По свидетельству современников, первый самозванец был сильный и широкоплечий человек, мрачный и задумчивый, без бороды и усов. Лицо у него было широкое, желтовато-смуглое, уши длинные, волосы русые, рыжеватые; глаза темно-голубые, большой рот, толстые губы и крупный нос; на лице он имел две бородавки, одну – на носу, на правой стороне, а другую – на левой стороне на лбу, да, кроме того, родимое пятно у правого плеча. Одна рука у него была длиннее другой; в руках была сила необыкновенная. Некоторыми из указанных примет он походил на Димитрия – царевича. В Ивановской колокольне ксендзы стали совершать католические мессы. Появился в Кремле папский легат. Пасторы протестантов – наемных немцев стали открыто совершать свои службы. В Москве пошли приготовления к приезду царской невесты Марины Мнишек. 3 мая она прибыла в Москву. Первый день по своем приезде панна Мнишек ничего не ела, потому что русские, да притом монастырские кушанья были ей не по вкусу. Узнав об этом, Лжедимитрий прислал ей в Вознесенский монастырь польских поваров и приказал увеселять ее музыкой и пляской. 7 мая, вечером, при свете 200 факелов Марина переехала из монастыря во дворец. На другой день утром совершено было бракосочетание. Казанский митрополит Гермоген (будущий патриарх) и Иосиф, архиепископ Коломенский, предупреждали Лжедимитрия, что брак его с Мариной будет незаконным, если она не отречется от латинства и не присоединится к православию. Но самозванец пренебрег предостережением, как и русскими обычаями, не разрешающими свадеб под пятницу, в которую в том году праздновалась память св. Николая Чудотворца.
Начались праздники и пиры в Кремлевском дворце, выражавшие в похитителе власти настроение, не свойственное сыну Грозного и вообще русскому человеку. На обедах самозванец садился лицом к польским панам и спиной к русским боярам. По вечерам в польском костюме танцевал мазурку и даже надевал на лицо маску. Но все это только больше и больше разоблачало в глазах русских, что он – подложный царь, и надвигало на него роковую грозу…