Иоанн, читая исторические сказания о царях вавилонских, ассирийских, византийских и римских, проникся горячим желанием стать столь же могущественным и славным царем, как и его знаменитые исторические предшественники. Нашлись люди, которые изложили ему апокрифы, могли найтись и такие, которые были не прочь и присочинить их, – и из всего этого создалась история венчания на царство.
Так мы себе можем представить ход мыслей при развитии плана в уме Иоанна относительно венчания на царство. Уж слишком слабы и шатки все вышеуказанные апокрифы, чтобы на них строить серьезное государственное здание. Человек с крепким умом не считал бы необходимостью прибегать к столь слабым историческим доводам. Напротив поступит человек с болезненно развитой фантазией и воображением, одерживающим перевес над разумом. Такой человек искренне верит апокрифам, он их исповедует как истину, переносит в жизнь и старается осуществить их на деле.
Иоанн был именно таким лицом, поэтому он и захотел привести к бытию свои фантастические планы о царском титуле, царском венчании, венце и бармах…
А сказал самодержец: да будет! И бысть.
Анастасия Романовна – первая жена Грозного
16 февраля 1547 года, завершив древний обряд выбора невесты из многих сотен претенденток, Иван сыграл свою первую свадьбу. Его женой стала Анастасия Романовна Захарьина – дочь окольничего Романа Юрьевича, чьи потомки стали впоследствии носить фамилию Романовых и под этой фамилией три века занимали российский царский, а затем и императорский престол.
Теперь придется вспомнить, что у Юрия Захарьевича и жены его Ирины Ивановны, урожденной боярыни Тучковой, было шесть сыновей и две дочери. Из сыновей же более прочих прославился второй – Михаил, которого умирающий Василий III оставил среди опекунов своей вдовы и сирот, и четвертый – Роман, вошедший в историю России из-за того, что именно его потомки – трое сыновей и три дочери – носили фамилию Романовых.
Как раз младшая дочь Романа Юрьевича Захарьина-Юрьева, Анастасия Романовна, носившая по отцу родовое имя Романовой, и стала женой царя Ивана.
Вот как анализировал этот сюжет уже знакомый нам П. И. Ковалевский: «Спустя четыре недели Иоанн женился на Анастасии Захарьиной, которая, помимо красоты, отличалась целомудрием, смирением, набожностью, чувствительностью, благостью и основательным умом».
Однако и искренняя любовь к добродетельной супруге не могла укротить души Иоанна, пылкой и беспокойной, стремительной к порывам гнева и приученной к шумной праздности и к шумным и неблагочинным забавам.
«Он любил показывать себя, – говорит Карамзин, – царем, но не в делах мудрого правления, а в наказаниях, в необузданности прихотей, играл милостями и опалами; умножая число любимцев, еще более умножал число отверженных; своевольствовал, чтобы показать свою независимость… Никогда Россия не управлялась хуже: Глинские, подобно Шуйским, делали что хотели именем юного государя; наслаждались почестями, богатствами и равнодушно смотрели на неверность частных властителей».
Государева «медвежья потеха»
Анастасия своею кротостью и прочими прекрасными качествами сумела на первое время смягчить нрав своего венценосного супруга, однако ненадолго. Историк С. Д. Горский, повествуя о первых месяцах их супружества, приводит факты, свидетельствующие о неискоренимой, маниакальной жестокости Грозного. Он писал, что однажды Ивану Васильевичу захотелось повеселиться по-прежнему и он велел пригнать пред свои очи мужиков для его государевой потехи. Тогда тотчас же царские слуги помчались на постоялые дворы, где останавливались челобитчики, приходившие в Москву искать правды в судах да в приказах. Слуги говорили челобитчикам:
– Государь Великий, царь всея Руси Иоанн Васильевич пожаловал вас, рабов его, милостью: велел вам явиться перед его светлые царские очи, чтоб могли вы, холопишки его, челобитные свои государю подать.
Ходоки с радостью бросались к саням и мчались в Кремль.
Их проводили к Красному крыльцу, возле которого стояли стрельцы с бердышами и копьями. Челобитчиков ставили перед крыльцом, и те стояли на коленях, ожидая государя.
В это время на самом верху крыльца устанавливали большое красивое кресло с высокой спинкой, и тут же в богатой, крытой бархатом шубе вышел из покоев государь. Государь, улыбаясь, ласково кивал головой и, махнув платком, опустился в кресло.
Челобитчики ликовали: ласков государь да милостив, тотчас же разрешит дела по правде-истине и справедливости.
Вдруг, к их изумлению, стрельцы быстро встали вокруг них. На нижних ступенях Красного крыльца появился богато одетый царский слуга и громко произнес:
– Великий государь, царь всея Руси Иоанн Васильевич жалует вас, холопишек своих, игрой перед его светлыми очами.
Хотя челобитчики слышали все, но ровным счетом не понимали: «Что за милость? Что за игра?»
Да враз прозрели: прямо к ним, сквозь строй расступившихся стрельцов, царские псари и конюхи вели на цепях, продетых сквозь ноздри, трех огромных медведей. Введя зверей в круг, поводыри тут же выпустили цепи из рук и нырнули за спины стрельцов, вновь сомкнувших кольцо и ощетинившихся бердышками и копьями.
Стоявшие на коленях мужики, опасливо оглядываясь на трех свирепых медведей и на поводырей, державших их на цепях, все же больше смотрели на государя и видели, как сверкают его очи и как пятна румянца выступают на его щеках. Заметили мужики, что и поводыри остановились и, замерев, не сводили с государя глаз.
Государь махнул платком, и вдруг поводыри отпустили из рук цепи, и медведи ринулись на стоявших на коленях просителей.
Кое-кто из челобитчиков успел вскочить на ноги и побежать к стрельцам, но те отбрасывали их к медведям копьями и бердышками, а кое-кто так и не успел встать с колен.
Дальше челобитчики уже ничего не помнили: медведи катали их по снегу, грызли и рвали, сдирали с голов скальпы. Слышался только хруст костей и придушенные вопли несчастных… И над всем этим – безумный смех юного государя…
Через четверть века, желая оправдать свою жестокость над беззащитными подданными, Иван писал князю Андрею Курбскому, бежавшему перед тем к враждебному польскому королю: «Что же до игр, то устраивал я их для того, чтобы он (народ) нас, своих государей, признал, а не вас, изменников, подобно тому как мать разрешает детям забавы в младенческом возрасте, ибо когда они вырастут, то откажутся от них сами или по советам родителей, к более достойному обратятся, или подобно тому как Бог разрешил евреям приносить жертвы – лишь бы Богу приносили, а не бесам».
И здесь Иван лукавит, объявляя «потеху» делом, угодным народу и даже – богоугодным.
Пожар в Москве весной 1547 года
Снова во дворце появились непотребные девки, причем многие пришли к царю по своей воле, чтобы снискать его милости и расположение к своим близким, ибо были среди них дочери, и племянницы, и сестры доброродных людей – стольников, окольничих, даже князей и бояр. Анастасия впала в немилость. Царь изредка допускал ее к себе и редко исполнял ее просьбы.
11 апреля 1547 года Анастасия попросила принять на службу во дворец своего родственника Василия Захарьина, и муж, почему-то рассмеявшись, согласился принять его завтра же.
На следующий день Иван велел быть Анастасии к столу, и она пришла, не увидев за столом ни одной женщины, зато сразу же усмотрела в углу столовой палаты одинокую фигуру в дурацком наряде и колпаке с бубенчиками.
Шут стоял, опустив голову и закрыв руками лицо.
– Васька Захарьин! – крикнул Иван шуту. – Подойди к столу, поблагодари царицу за милость. Это она упросила меня взять тебя на службу.
Шут, подойдя, произнес:
– Спасибо тебе, матушка-царица! Пожаловала и превозвысила ты и меня, и весь наш род. Однако же и ты, и сам государь зло горазды шутить, и вам бы обоим пристало шутами быть.