Все свидетельствовало о желании царя поближе сойтись с папским послом. О том же говорило и приветливое выражение лица Ивана Васильевича: оно было веселое, довольное. Царь указал послу и место совсем близко от своего кресла. К Поссевину он обратился со словами, в которых звучало одобрение царя по поводу присылки ему книги о Флорентийском соборе. Он уже ознакомился с тем, что там написано, и считает римского папу поистине отцом святой церкви.
Услыхав это, Поссевин попросил разрешения передать государю в его собственные руки письмо папы.
Царь Иван, приняв от Поссевина письмо, велел дьяку Щелкалову прочитать его вслух. Письмо было уже переведено толмачами Поссевина на русский язык.
Папа писал: "Посылаю твоему величеству книгу о Флорентийском соборе, печатную. Прошу тебя, чтоб ты ее сам читал и своим докторам приказал читать; великую от того божью милость, мудрость и разум получишь. А я от тебя только одного хочу, чтоб святая и апостольская церковь с тобою в одной вере была, а все прочее твоему величеству от нас и от всех христианских государей будет готово".
Чтение письма было кончено. Поссевин, обратившись к царю, сладкозвучно, едва не со слезами умиления в голосе, сказал:
- К царствам и богатствам, которых у тебя много, к славе той, которую ты приобрел расширением земли своей, прибавь славу единения с верою апостольскою, - и тогда великое множество благословения небесного получишь.
Иван Васильевич слушал Поссевина спокойно, с большим вниманием, и в ответ на его речи и на письмо папы сказал:
- Мы никогда не желали и не хотим, чтобы кровопролитие в христианстве было, и божиим милосердием от младенчества нашего через много лет кровопролитие в христианстве не велось. Но ненавидящий добра враг ввел в Литовской земле новую веру. Он называется - Лютер Мартын. В ваших странах эта вера сильно распространилась, и с той поры, как это учение утвердилось, так и в христианстве по всея места кровопролитие началось. Как и каким обычаем началось, и почему между нами и королем Стефаном недружба началась, - мы тебе об этом после скажем. А теперь мы говорим тебе только о том, что мы с папою и императором Рудольфом желаем в дружбе жить. То, что наивышний папа хочет между всеми нами, христианскими, государями, мир установить, - то нам любительно и приятно.
Царь Иван, произнеся эти слова, приподнялся с кресла и низко поклонился. Усевшись снова в кресло, он несколько минут сидел в раздумьи, а потом продолжал:
- Венецианам в наше государство приезжать вольно. Пускай с попами и всякими товарами. Но церквам римским в нашем государстве быть не пригоже. Да и до нас этого обычая здесь не бывало.
После этого царь приказал Зузину прочитать условия, на которых он, царь всея Руси, желает заключить мир со Стефаном Баторием.
- Нам нельзя уступить королю всей Лифляндской земли. Если нам всю ее уступить, - сказал царь Иван, - то каким путем мы будем ссылаться с наивышним папою, с цесарем и с государями итальянскими и иными поморскими местами? Надо ждать милости короля польского. Но прилично ли это государю всея Руси? Король называет меня фараоном и просит у меня четыреста тысяч червонцев, но фараон египетский никому дани никогда не платил.
О соединении с римскою церковью Иван Васильевич сказал:
- Мы теперь тебя отпускаем к королю Стефану с важными делами наскоро, а как будешь у нас по возвращении от короля Стефана, тогда мы будем говорить и о вере.
Царь Иван, тяжело вздохнув, грустно добавил:
- Издавна в обиде мы на польских королей. Обращался к нам за помощью молдаванский князь Петр Рареш. Мы хотели помочь ему и деньгами и художниками, но король не пропустил в Молдавию наших послов. То же самое мешали нам в дружбе и с молдаванским господарем Александром Лопушняном. Вот тебе и дружба меж собой христианских правителей!..
В соседней палате были собраны столы со всевозможными яствами и винами.
Зузин объявил Поссевину желание царя Ивана Васильевича пригласить посла "наивышнего папы" к своему царскому столу.
Поссевин с благодарностью принял это приглашение.
Вернувшись к себе на ночлег после этой трапезы за государевым столом, Антоний Поссевин записал для посылки доношения в Рим:
"Я видел не грозного самодержца, но радушного хозяина среди любезных ему гостей, приветливого, внимательного, рассылающего ко всем яства и вина".
"В половине обеда царь, облокотясь на стол, сказал мне:
- Антоний! Укрепляйся пищею и питием. Ты совершил путь дальний от Рима до Москвы, будучи послан к нам святым отцом, главою и пастырем Римской церкви, коего чтим мы душевно и коего мы признаем наместником Иисуса Христа".
Это свидание с царем обрадовало папского посла и вселило в него надежду на возможное присоединение московского царя и его страны к римско-католической церкви.
Антоний Поссевин, бодрый, охваченный желанием заслужить дальнейшее доверие царя, решил оказать воздействие на короля Стефана, чтобы он пошел навстречу царю - уступил ему хоть кусочек Ливонии и заключил мир.
Проводы Поссевина были такие же дружественные и почетные, какою была и встреча.
Иван Васильевич вызвал Бориса Годунова и с лукавой улыбкой сказал ему:
- Шевригин донес мне, что один пьяный поп в Риме открыл ему тайну: будто папа сам, первый, хотел послать к нам грамоту о дружбе и мире. А послать с ней он хотел того попа. Но будто какой-то тайный его соглядатай, из моих же людей, при моем дворе, донес ему о моем намерении послать в Рим посла... Тогда папа свою грамоту отложил. Что ты скажешь - кто бы это мог быть? Кто сей предатель?
Борис задумался. Царь с волнением ждал ответа.
- Кто ж иной, как не бежавший от нас Давид Бельский...
- А кто же мог то сообщить изменнику Давыдке? Откуда он мог узнать? Знали это только царевич, ты, Богданка Бельский и Писемский... Ну?!
- Я молчу, государь.
- Говори.
- Трудно мне... тяжело... Писемский того не скажет... С Давыдкой я не знался. Мы были с ним в не дружбе. Я ему не мог сказать.