- Напав на Псков, этот шляхтич думает, что он защищал свою землю.
Сказал и зло рассмеялся:
- Вижу, как отравлен ты ядом Стефановой гордыни... Знай, неразумный слуга своего короля: Полоцк, Сокол, Невель, Великие Луки, Псков и лифляндские земли - наши, русские, исконные земли. Хотел я тебя отпустить на волю, но теперь вижу, что ты - подлинный враг наш... Таких надо уничтожить!
И, обратившись к Богдану Бельскому, царь крикнул:
- В земляную тюрьму его!
Когда хорунжего увели, царь поднялся и сказал:
- Дерзок! Но спасибо ему!.. Вижу теперь я: бог начинает прощать мне былую гордыню... Надобно мне было тогда дать шляхте в короли царевича Федора. Ошибся я. Однако Псков свое дело делает: спеси становится меньше у Стефана!.. Да и дружба его с панами киснет.
Царевич Иван собирался на охоту.
Несколько юных боярских детей с секирами, почтительно стоя около его покоев, перешептывались:
- Царевич Федор, видать на Ирине женится?..
- Сам Борис Федорович Годунов говорил...
- Хитер! Сестрицу свою просватал... Ловок!
- Батюшка государь благословил их.
- Н-ну?!
- Болтают... А мне откуда знать?!
- Велика сила Годуновых!..
- Велика.
- Наше дело малое, и люди мы малые, да ответ большой. Только молиться нам о них и остается...
- Помолчим.
За дверью послышались шаги.
Насторожились.
Дверь распахнулась, вышел царевич Иван. В охотничьем зеленом кафтане с черными шнурами на груди, в татарской шапке с большим орлиным пером. У пояса два длинных охотничьих ножа. Высокий, стройный, с черными проницательными глазами, всем обликом своим похожий на отца. Лицо дышит здоровьем и царственной самоуверенностью.
- Готово ли? - спросил он небрежно. - Псари на местах?
- Готово, всё готово, пресветлый государь! Псари на местах. Ловчие у коней.
- Вина взяли?
- Взяли, государь.
Но только царевич сделал два шага к двери, как навстречу ему со двора вошел прибывший от государя гонец. Он упал в ноги царевичу и проговорил задыхающимся голосом:
- Батюшка государь тебя требует.
Иван Иванович поморщился; на лице его появилось выражение неудовольствия, но он быстро овладел собою и сказал с послушанием в голосе:
- Коли батюшке государю угодно, иду тотчас же.
- Бог спасет, батюшка Иван Иванович!
Гонец ушел. Царевич Иван отпустил своих людей, сказав:
- Завтра поутру...
Когда царевич Иван вошел в государеву палату, в ней находился царевич Федор.
Царь строго посмотрел на сына.
- Добро, князь! - усмехнулся он. - Помешал я тебе. На охоту, поди, собрался? За козой гоняться?
Царевич Иван молчал.
- Пришла надобность мне поговорить с вами... Недомогаю я. Предсказал мне один вещун: недолго проживу я.
- Полно, батюшка! - жалобным голосом испуганно воскликнул Федор. - Не нашим ушам слышать то!
- А ты что, Иван, скажешь? Надо ли думать о том? Не пора ли нам совет держать: как будете царствовать? Я не бессмертен, я хилой, немощный... Устал я! Ну, что же ты молчишь?
Иван, как бы очнувшись от своих сторонних мыслей, стал на одно колено и, прильнув губами к руке отца, тихо произнес:
- Прости нас, батюшка государь! Неразумны мы, малосмысленны. Господь не допустит...
Иван Васильевич ласково погладил его по голове.
- Встань, Иванушка. Слушайте меня.
Царевич поднялся. На глазах у него были слезы.
- Садитесь! - приказал царь сыновьям.
Некоторое время он сидел в раздумьи, уставившись взглядом в угол, а затем, как бы отряхнув с себя какую-то надоедливую мысль, вдруг обратился лицом к царевичам:
- Чада мои, Иван и Феодор, хочу сказать вам, как отец: стойте на своих ногах, держитесь своею волею, чтоб отцу и людям можно было на вас опереться, но чтобы не вы опирались на других. Вы имеете много, и то богатство может перейти в несчастье ваше. Бойтесь своих земных сокровищ! Недолго излениться и изнежиться от изобилия. Всё вас зовет к наслаждению, а добро, кое вы оказываете другим, достается вам без труда... Всякий талант, данный вам богом, не добыт вами трудом. Не гордитесь же и не довольствуйтесь благодарностью льстецов! Не обманитесь! Не сочтите данное вам богом за свою доблесть. Вы богаты, но можете, при своем богатстве, смердить душевными язвами хуже площадного убогого нищего. Учитесь жить своим умом, трудом и уменьем. Смотрите за собой, к каким людям вас тянет, и с какими вам учнет быть неловко и тягостно... Берегитесь, коли вам придется приятствовать дружбою с людьми легкими, ничтожными: они потакают вашим греховным слабостям! Они безрассудно, в угоду диаволу, пособляют дурному ради своекорыстия. Таких много близ юных владык. Меня не баловали в дни моего младенчества. Сиротою рос я среди развратных гуляк и мздоимцев, и немало слез пролил от обид и унижений... Благодарю за то господа бога, - горе научило меня править своим умом, своею волею, не поддаваться льстивым уветчикам.
Оба царевича, потупив взоры, затаив дыхание, внимали словам царя. Уже не первый раз приходится слушать отцовские наставления, но сегодня слова царя звучали с особою значительностью, словно предсмертное завещание.
Отпустив царевича Федора, Иван Васильевич велел царевичу Ивану остаться, чтобы поговорить с ним наедине.
Он достал из сундука свиток и развернув его, сказал:
- Слушай. Сие - духовная грамота о престолонаследии.
Тихим, слегка прерывающимся голосом, царь Иван начал читать:
- "Благословляю сына своего Ивана крестом животворящего древа большим цареградским, да крестом Петра-чудотворца, которым чудотворец благословил прародителя нашего великого князя Ивана Даниловича и весь род наш. Да сына ж своего Ивана благословляю Царством Русским, шапкою Мономаховой и всем чином царским, что прислал прародителю нашему царю и великому князю Владимиру Мономаху царь Константин Мономах из Царьграда..."
Прочитав грамоту, Иван Васильевич некоторое время сидел сильно взволнованный, будучи не в силах говорить.
Успокоившись, сказал:
- Иван, тебе уже без малого три десятка лет. В эти годы я правил Русью без помехи, своим державством. Много горя, много обид перенес ваш отец, и оттого ожесточилось сердце его. Вы росли в беззаботности. Тебя холил я, берег, готовил, согласно господнему соизволению, на престол русский. Но не радует меня твоя гордыня, - дел благих не вижу в руках твоих. Разум твой не украшен царственным дерзанием. Он мало чем возвышается над разумом обычных бражников. Бездельные потехи твои с теми молодцами огорчают меня. То ли тебе нужно?! Благоговение к богу, любовь к обязанностям владыки, справедливость, чистая совесть, сердце непорочное, не столь чувствительное к прелестям мира, возносящееся выше всего временного и покорное господу сил. Вот истинная слава и основание того, что делает царских сыновей достойными восприемниками прародительской державы, но ты пока не достоин этого. И духовную грамоту я пока не решаюсь огласить.