Василий Блаженный особенно полюбил царевича Ивана, предсказывая ему славную жизнь, но однажды вдруг заплакал, посадив себе на колени царевича. Когда царь спросил его, о чем же он плачет, блаженный сказал: "Жалко царевича!" Царь спросил его: "Почему?" Василий Блаженный ответил: "Никому не скажу!" Так и умер, унеся с собою в могилу ту тайну.
Обо всем этом со слезами думал царь Иван, стоя на коленях перед гробницею блаженного, прося его "помолиться в вышнем царстве за него, несчастного сыноубийцу, царя Ивана".
Станичник Герасим Тимофеев с большим трудом нашел вновь отстроенный после сожжения татарами посадов Москвы дом Андрея Чохова. Обросший густой бородою, широкоплечий, обтянутый кольчугой, с широким мечом на боку, он сначала испугал своим появлением Охиму. Она подумала: не случилось ли чего с Андреем, не о том ли весть привез этот человек? Она не узнала своего старого друга, с которым некогда, в сообществе с Андреем, совершила путь от Нижнего Новгорода до Москвы. Да и то сказать, - двадцать четыре года прошло с того времени да пятнадцать со времени Земского собора, когда Герасим последний раз побывал в Москве. Сильно изменился он, лицо его покрылось морщинами, в волосах виднелась седина.
- Нелегко, матушка, служить на окраине, нелегко и голову сберечь там, - во всяко время готовься к тому. Ба! - сказал он, спохватившись. - А вы новый дом выстроили? Да и Андрея что-то не вижу?
- Милый мой, батюшка Герасим, да что тут было в Москве-то, и сказать тебе не могу! Татары напали на Москву, тому лет десять... Дома и хижины поджег хан в десяти концах... Страх наступил великий... Дым всё небо застилал... Поднялся ветер. Веришь ли, огненное море вместо Москвы-то получилось! А шум, вой, грохот поднялся, будто миру конец. Все побежали в леса. А татары бегущих побивали стрелами. Всё у нас погорело. Вот мы новую избу и поставили. Все теперь у нас вновь отстраиваются, не мы одни.
- М-да, горе великое! Слышали и мы о том... Сказывали нам, что и Кремль разрушили... Слава богу, того не случилось.
- Кремль крымский хан не тронул, побоялся!
- Где Андрей-то? Не вижу я.
- Э-эх, милый, уж и не спрашивай!
Она тяжело вздохнула.
- Угнали его на Ледовое море. Острог* там ставят. Пушки повезли туда. Государь приказал.
_______________
* О с т р о г - крепость.
Герасим добродушно рассмеялся:
- Что ж ты! Смешная! По Ледовому морю чужеземцы повадились плавать. Государь знает, что делает. Радуйся! Государь Андрюху полюбил, коли везде его посылает. У него так: кого полюбит, тому и дела большие дает.
- А мне какая радость от того? Николи его дома не видишь. Будто я вдова, а не мужняя жена.
- Послушайте меня, порубежника. Вот когда ездишь по дороге вражеской, тоска берет, а как перейдешь через рубеж на Русскую землю, так тебе и дом. Считай и Андрейку дома. Бабы - все вы такие! Скучливые! Гляди, и моя Параша тоскует там... Вместе со мной ходила драться с нехристями свейскими разбойниками. Бедовая! Билась один на один. А как мне уезжать, баба бабой стала, в рев пустилась. Так уж вас бог создал, видать. Глаза на мокром месте.
- Что? Аль и там война? - спросила Охима.
- Того и гляди, Нарва падет и едва ли устоит Иван-город. Силу большую собрал свейский воевода Делагард. Хитро воюет, напористо. Жаль мне наших приморских земель. Как мы их берегли! Да всё нипочем пошло. А уж как кораблики-то наши весело бегали! Любо-дорого смотреть.
Охима засуетилась, поставила на стол кувшин с брагой, рыбу, коренья разные, стала угощать гостя.
- А в Москве как вы тут живете? - спросил Герасим, наливая себе браги.
- Живем, сам знаешь, как... Истомились все. Колокола не умолкают... О царевиче Иване панихиды всё служат. Грех с царем приключился, вот все и молятся.
- Что ж делать! - грустно произнес Герасим. - Скорбит народ.
- А чего ради сына порешил, - того никто не знает. На посадах болтают всяко...
Охима шепотом рассказала Герасиму, что она слышала о смерти царевича Ивана.
Герасим вздыхал, покачивал удивленно головою, слушая Охиму. Потом вздохнул:
- Не узнал я его, государя. Постарел! Да и слушал он меня неохотно, устал, видать. А говорил я - про изменника!.. В былые времена не так бы он слушал об измене. А еще есть ли новое у вас? Што ж ты не пьешь? Наливай, Охимушка.
Охима послушно наполнила брагой две чаши.
- Болтают еще, будто поп какой-то латынский приехал... Веру переменить соблазняет царя.
- А царь как?
- Будто бы и царь того же сторонник.
- Так ли это? Не врут ли? - нахмурился Герасим. - Не может того быть.
- Не ведаю. Бабы вой подняли у колодца, когда им о том сказали монахи.
- Бабы любят повыть. На них не гляди. А веру государь не переменит. Не такой он. Что-нибудь да не так. Получала ли ты вести от Андрея?
- Был тут один ихний. Говорит, Андрей там белого медведя убил. Шкуру домой будто привезет, - рассмеялась Охима. - К чему она мне?!
- Полно! И шкура медвежья пригодится. - Неожиданно Герасим обнял ее и поцеловал:
- Помнишь ли, как мы тогда втроем на реке купались по дороге в Москву?.. А ты песню пела в воде, помнишь ли? Смешная ты была!
Охима закрыла лицо руками:
- Буде тебе! Срамота! Чего вспомнил... - проговорила она. - Давно это было. Состарились уж мы. Не та я уже теперь. Старуха я.
- Какая ж ты старуха! Не греши, не наговаривай на себя. Такая же красавица, как и была.
Посидев немного молча и не спуская глаз со смущенного лица Охимы, Герасим подсел к ней поближе.
- Небось, я первый с тобой подружился в те поры, на берегу Волги... Андрейка потом подладился к тебе... Ох, и зло же меня тогда взяло на него...
Герасим взял руку Охимы.
- Вот так же тогда я взял твою руку... Помнишь?
- Помню, - опустив глаза, тихо сказала Охима.
И долго сидели они, вспоминая далекие теперь дни юности.
XV
Тринадцатое декабря 1581 г. Небо ясное. День морозный. В деревне Киверова Гора, в недалеком расстоянии от Пскова, московские послы князь Дмитрий Елецкий и печатник Роман Алферьев, да посол римского папы Антоний Поссевин съехались с послами польского короля - воеводой Яном Збаражским, князем Радзивиллом и секретарем великого княжества Литовского Михайлой Гарабурдой.