В мире все, в общем, как обычно. О случившихся в Москве изменениях еще мало кто знает за пределами великого княжества. В Кремле по лестницам-переходам слышится радостное сопение и довольное урчание: это бояре, надсаживаясь, волокут кое-как поделенную государственную казну – серебряные ковши, золотые тарелки и кубки, драгоценные меха и прочую благодать.
Ага, вот именно. Первое, что сделали после заключения в тюрьму Оболенского воспрянувшие бояре с Василием и Иваном Шуйскими во главе – дочиста разграбили великокняжескую казну. Не под покровом ночи, а средь бела дня, на глазах у восьмилетнего Ивана (помянутый Тучков принимал в этом самое активное участие). Вот так, весело и непринужденно, чуть ли не с песнями. По-видимому, они полагали, что малолетний князь никогда не вырастет – или все забудет по детскому легкомыслию.
А Иван-то и не забыл… Ничегошеньки.
Но его злобе еще очень долго оставаться бессильной. В Великом княжестве Московском начинается боярское правление – веселое (как для кого), разгульное, совершенно беззастенчивое, не соблюдающее даже минимум приличий или имеющихся писаных законов…
Глава пятая. Танцы с волками
Название выбрано не случайно: много лет жизнь малолетнего великого князя Ивана напоминала историю о Маугли – с той только разницей, что Маугли все звери (за исключением Шерхана и его шестерки Табаки) любили, берегли и не давали в обиду. А Ивана окружало сплошное зверье, настроенное к нему если не враждебно, то уж откровенно хамски…
Итак, бояре победили, перехватали не только князя Оболенского, но и всех близких к Елене людей, растаскали меха, золотую и серебряную посуду из казны. Посуду они потом переплавили, сделали для себя новую и на ней, как упоминает летописец, предусмотрительно написали имена своих отцов и дедов: «Да вы что, это ж фамильное золото-серебро!»
Очень быстро, не утруждая себя даже пародией на судебное разбирательство, отрубили голову дьяку Мишурину – чересчур был близок к «прежнему руководству», чересчур популярен на Москве, вот его и ликвидировали самым мафиозным образом профилактики ради.
Потом самым беззастенчивым образом согнали с места главу русской церкви митрополита Даниила – царедворца умного и искушенного, пользовавшегося доверием еще Василия (коему он помог законопатить в монастырь Соломонию). Официально Даниила обвиняли в «сребролюбии», в том, что держит беззаконно людей в цепях и «умучивает их пытками» – и тому подобных прегрешениях. Самое интересное, что большая часть этих обвинений, а то и все сразу, могла оказаться чистейшей правдой, – крупные церковные иерархи той поры, что в православии, что в католичестве, мало чем отличались от бояр, герцогов и прочих стоящих над законом магнатов.
Но, разумеется, скинули митрополита не за реальные грехи, а за то, что был сторонником клана бояр Бельских – главного соперника клана вставших у руля бояр Шуйских (потомков бывших суздальских удельных князей). На место Даниила волевым решением поставили настоятеля Троице-Сергиева монастыря Иоасафа, рассудив, что он, попав из грязи в князи, будет помнить, кому обязан (позже оказалось – просчитались).
В некоторых книгах можно встретить утверждение, будто сама по себе Елена ничего не решала и не придумывала, а была просто марионеткой, которую дергали за ниточки приближенные, – бояре, мол, все реформы задумывали и в жизнь проводили, а Елена только одобряла милостивым наклонением головы по ограниченности своей.
Это, конечно, вздор, скорее всего сочиненный теми, кто не в силах представить во главе страны женщину, – как будто женщины шестнадцатого века были глупее нынешних… Если Елена была марионеткой, зачем понадобилось ее травить? Зачем угробили Оболенского и Мишурина? Глупенькую марионетку как раз полезнее было беречь и лелеять, как зеницу ока…
Очень скоро после смерти Елены и прихода к власти клана Шуйских российская парламентская жизнь предельно обострилась. Дело в том, что Шуйские, решив показать себя борцами с перегибами, выпустили из тюрем «жертв культа личности Елены Глинской и организатора незаконных репрессий Оболенского». И малость недосмотрели – в общем потоке реабилитированных на свободе оказался князь Иван Бельский, глава одноименного клана. Как ему по породе и полагалось, он расположился в боярской думе – и началось… Что бы ни предлагали Шуйские, пусть даже юридическое признание того несомненного факта, что солнце утром всходит, а вечером заходит, с лавок оппозиции раздавался бас Бельского: