Произведение это пользуется сегодня дурной репутацией. «Домостроевские нравы», «жизнь по Домострою» - всегда обвинение. Однако «Домострой» никоим образом нельзя свести к тому, что нужно наказывать телесно детей и жену. Совершенно естественно, что «Домострой» предусматривает такие наказания: ведь они были тогда общераспространенными, батогами (розгами) и кнутом били даже князей. Сечение не считалось позорящим. «Домострой» же рекомендует здесь некоторую умеренность: не бить жену ни палкой, ни кулаком «ни по уху, ни по виденью (глазу.- В. К.)» , чтобы она не оглохла и не ослепла, а только за великое и за страшное ослушание... «соймя рубашка, плеткою вежливенко (осторожно. - В. К.) побить... да поучив, примолвити», причем «побить не перед людьми, наедине поучити». Но такие наставления - не самое главное в этой книге.
В переводе на современный язык «Домострой» недаром означает «домоводство», это своеобразный сборник «полезных советов», вплоть до того, как просушивать платье. Самое существенное то, что божественным авторитетом здесь освящаются самые простые практические наставления. Даже расточительная жизнь не по средствам («не разсудя себя») объявляется греховной: живущему «не по силе», влезающему в долги – «от бога грех, а от людей посмех». В этом уже проявился некоторый отход от ортодоксального церковного аскетизма.
По рассказу князя Андрея Курбского, с первым поучением к царю Ивану Сильвестр обратился еще во время пожара 1547 года. Он гневно обвинял молодого царя в «буйстве», в «детских неистовых нравах». Страшный огонь, уничтоживший столицу, был, по словам Сильвестра, наказанием царю за грехи. Такое поучение соответствовало давней церковной традиции: все несчастья объяснялись божьим гневом на людей за их прегрешения, говорили, что Бог карает людей «овогды гладом, овогды трусом (землетрясением. - В. К.), овогды мором, овогды нахождением иноплеменных». Впоследствии Курбский, который был близок к Сильвестру и восхищался им, говорил, что Сильвестр намеренно запугивал царя, как, бывает, отцы «повелевают слугам детей ужасати мечтательными страхи», чтобы унять «от излишних игор презлых сверстников».
Иван Грозный, впоследствии возненавидевший Сильвестра, тоже писал, что «поп» хотел его «детскими страшилы устрашити». Таким образом, два противника - Иван Грозный и Курбский по-разному оценивают, но одинаково характеризуют наставления Сильвестра. Похоже, он в самом деле произнес такую речь. На 17-летнего царя «детские страшилы» подействовали. Сильвестр стал влиятельным лицом. Летописец отмечает, что он был «у государя в великом жаловании и в совете духовном и в думном и бысть яко всимогий (всемогущий. - В. К.) и все ево послушаху».
Другим деятелем Избранной рады был Алексей Федорович Адашев, человек еще молодой, из рода не слишком знатного, но «доброго». Адашев, несомненно, обладал умом и талантом. Через двадцать с лишним лет после его падения в Польше вспоминали, что «был у прежняго государя Алексей Адашев, и он государство Московское... правил», а человек был «просужий», разумный. Был он суров и властен. Известен случай, когда человека, не подчинившегося приказу, он распорядился отправить на службу «сковав». Вместе с тем Адашев славился своей глубокой религиозностью и аскетизмом. Бывало, за весь день он съедал лишь одну небольшую булочку - просфору. Рассказывали, что у него в доме постоянно жило человек десять тяжело больных, с тел которых он своими руками смывал гной.
О самом названии «Избранная рада» единственное известие содержится в сочинении политического противника царя князя Курбского «Истории о великом князе Московском». Говоря о том, что Сильвестр и Адашев собирают к царю «советников, мужей разумных и совершенных», он пишет: «И нарицались тогда оные советницы у него Избранная рада». В русских же источниках того времени, когда Сильвестр и Адашев стояли у власти, этот термин не употребляется.
Дело в том, что Курбский свой памфлет писал уже за рубежом, в Великом княжестве Литовском, и рассчитывал на тамошнего читателя, украинского и белорусского шляхтича, а потому и применялся к его языку, употребляя «западнорусские» термины. Слово «рада», происходящее от немецкого «рат» - совет, перешло сначала в польский язык, а оттуда уже в украинский и белорусский. Высший правительственный совет Великого княжества Литовского, аналогичный русской Боярской думе, назывался «паны-рада». На Руси же слово «рада» не употреблялось. Предполагали, что термином «Избранная рада» Курбский передал русский термин «Ближняя дума», круг наиболее близких к царю бояр, с которыми он советуется постоянно. Однако источникам XVI века Ближняя дума еще неизвестна, она появляется только в XVII веке.