Похоже, что последнее предположение ближе к истине. Дело в том, что через год с небольшим после царской болезни в Великое княжество Литовское задумал бежать один из участников этих споров князь Семен Ростовский. Он был арестован, оправдывался “малоумством”, и “скудотой разума”, а затем признался, что, как и многие бояре, был против присяги царевичу Дмитрию и за то, чтобы наследником стал старицкий князь Владимир Андреевич. Бежать же он надумал, поскольку испугался, что не удастся это “дело укрыть”. Выходит, только тогда до царя дошли сведения о боярских спорах.
Самым печальным для царя было то, что среди тех, кто поддерживал кандидатуру Владимира Андреевича и сомневался, присягать ли “пеленочнику”, были и некоторые деятели Избранной рады. Так, Сильвестр, хотя и не выступал прямо за то, чтобы Владимир Андреевич стал наследником, все-таки защищал его, ибо он у старицкого князя “советен и в велицей любви бысть”. Отец Алексея Адашева боярин Федор Григорьевич, согласно официальной летописи, говорил царю, что хотя он и поцеловал крест царевичу Дмитрию, но все же испытывает сомнения: “...сын твой, государь наш, ещо в пеленицах, а владети нам Захарьиным, Данилу збратиею. А мы уже от бояр до твоего возрасту беды видели многия”.
Казалось, инцидент был исчерпан: все в конце концов присягнули младенцу царевичу, включая и самого князя Владимира Андреевича, царь выздоровел, а сам царевич не дожил до года: летом кормилица уронила его в реку, когда входила с ним на царское судно при поездке на богомолье. Колебавшиеся не только не пострадали, но многие вскоре даже получили повышения по службе. Но осадок остался, и муть от него поднялась со дна несколько лет спустя.
Через 11 - 12 лет после своей болезни Иван Грозный в послании Курбскому писал, что те, кого Курбский называет его “доброхотами”, во время царской болезни вместе с Сильвестром и Адашевым “возшаташася яко пиянии” и, забыв царские благодеяния, “младенца... нашего... хотеша подобно Ироду погубити...воцарив князя Володимера”. А еще позднее, в другом послании Курбскому снова обвинял: “А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити, а меня и з детьми известь?”
Взрыв в отношениях царя с его советниками произошел около 1560 года. Тогда пало правительство Избранной рады. Сильвестра постригли в монахи, отправили сначала в Кирилло-Белозерский, а потом еще дальше - в Соловецкий монастырь. Иван Грозный очень гордился тем, что не казнил Сильвестра и даже оставил на свободе его сына, с тем лишь, чтобы тот не видел царского лица, не бывал при дворе. Алексей Адашев и его брат Данило были посланы на службу в Ливонию, где шла тогда война. Вскоре туда прибыли люди для их ареста. Алексея в живых уже не застали: должно быть, сердце не выдержало тяжелых переживаний, связанных с падением Избранной рады. Данило же был заключен в тюрьму и через два-три года казнен.
В чем же причины такой резкой смены правительства? Нередко утверждают, что расхождения между Иваном IV и Избранной радой лежали прежде всего в области внешней политики, что правительство Адашева и Сильвестра настаивало, чтобы после взятия Казани и Астрахани продолжать действия на этом же, юго-восточном, направлении: вести войну против Крыма, а в перспективе и против Турции. Потому якобы эти деятели были против Ливонской войны, которую с 1558 года вела Россия против владевшего Прибалтикой Ливонского ордена. Откуда идут сведения об этих расхождениях? Исключительно от самого царя Ивана.
Так, в 1563 году русскому послу было приказано сообщить крымскому хану, что “ближние люди” - Иван Шереметев, Алексей Адашев и Иван Висковатый - “ссорили” Ивана IV с ханом, и он “ради того сыскал и опалу свою на них положил”. (Заметим, что И.М. Висковатый после этого еще около семи лет возглавлял русскую внешнюю политику.) В посланиях же Курбскому царь Иван обвинял Сильвестра и Адашева в том, что они выступали против Ливонской войны и в “супротисловии”.
Однако факты говорят иное. В 1558 году, когда началась Ливонская война, именно Адашев был реальным руководителем внешней политики (Висковатый - его подчиненный), именно Адашев вел те переговоры с ливонскими послами, срыв которых привел к началу военных действий. Иван Грозный впоследствии обвинял Адашева в том, что по его инициативе было заключено перемирие с Ливонским орденом, которое дало противнику возможность оправиться от поражений. Когда результаты известны, всегда легко обвинить в злонамеренности того, кто совершил ошибку. Еще легче и приятнее списать свою ошибку на другого: ведь перемирие не могло быть заключено без санкции царя, а он был мастером перекладывать ответственность на чужие плечи.