Победа была полной. В плен попал даже крупный крымский полководец Дивей-мурза. Попытка хана через три дня взять реванш не увенчалась успехом: он снова был разбит. Потери Девлет-Гирея в людях были настолько велики, что в ближайшие годы нечего было и надеяться снова ввязаться в войну. Крымская опасность была ликвидирована на 10 - 15 лет. Страна была спасена.
Вместе с тем победа при Молодях показала даже Ивану IV, что опричнина себя изжила. Осенью 1572 года он отменил опричнину с той же безоглядностью, с какой вводил. “Странное учреждение” объявили как бы даже несуществовавшим.
Об опричнине и раньше не рекомендовалось говорить слишком много. От иностранных государств ее просто скрывали. Об этом известно по инструкциям, которые получали русские дипломаты. В них обычно предусматривались ответы на разные “провокационные” вопросы. Так, на вопрос об опричнине полагалось отвечать, что никакой опричнины нет, об этом только болтает “мужичье”, а “мужичьим речем чему верити?”. Просто “которые государю дворяне служат правдою, и те при государе и живут блиско; а которые желали неправды, и те живут от государя подале”. На вопросы о жизни государя в Александровой слободе и строительстве нового дворца надо было отвечать, что “волен государь, где похочет дворы и хоромы ставить, туто ставит; от кого ся государю отделивати?”, в Слободе же он “живет для своего прохладу” (удовольствия. - В. К.). Но теперь об опричнине было запрещено упоминать и внутри страны. По сообщению Штадена, тот кто произнесет внезапно ставшее крамольным слово “опричнина”, подлежал наказанию кнутом.
Были объединены уже не для одной боевой операции, а в целом опричные и земские войска, опричные и земские служилые люди, восстановилось единство Боярской думы. Некоторые из земских получили назад свои конфискованные вотчины. Кое-кто был реабилитирован. Так, из ссылки возвратились вдова и два сына казненного Ф.А. Басманова. Вдову выдал замуж сам царь (т. е. дал ей приданое), сыновьям вернули отцовские вотчины и поместья.
Сделали и некоторые другие жесты, которые должны были символизировать наступление новой политики. Например, в Новгород вернули две иконы в серебряных окладах. Все остальное награбленное осталось в руках царя, зато возвращение икон было обставлено исключительно торжественно. Их встречал архиепископ Леонид (впоследствии, впрочем, казненный царем Иваном) вместе со всем духовенством. Иконы поставили на прежнее место в Софийском соборе, и архиепископ отслужил по этому случаю молебен.
Продолжились казни и самих опричников. Одним из первых потерял голову (в самом буквальном смысле этого слова) князь Василий Иванович Темкин-Ростовский. Его не спасли ни успешно выполненное грязное поручение царя в Соловецком монастыре, ни палаческое усердие 25 июля 1570 года, когда этот Рюрикович как простой палач лично рубил головы. Вероятно, ему было поставлено в вину, что он не отстоял от огня опричный дворец во время набега Девлет-Гирея в 1571 году. Незадолго до казни князь Василий даже вынужден был отдать свои вотчины в виде компенсации отцу казненного им без вины человека (“за сына ево убитую голову”).
Впрочем, летели головы не только у опричников. Победитель при Молодях князь Воротынский, получивший за эту победу высочайший титул “государева слуги”, меньше чем через год был казнен по вздорному обвинению, что пытался околдовать царя. Донес на Воротынского его холоп. Курбский рассказывает, что князя связанным держали над огнем, а царь сам подгребал угли. Вместе с Воротынским были казнены еще двое воевод: уже престарелый Михайло Яковлевич Морозов и бывший опричник князь Никита Романович Одоевский.
Так в чем же дело?
Так был ли все же какой-то смысл, и если был, то какой, во всей этой вакханалии казней, убийств, во всех этих странных, часто противоречивых извивах правительственной политики, во внезапных возвышениях и столь же внезапных падениях временщиков? Речь, разумеется, не идет о поисках оправданий для опричнины. Каковы бы ни были прогрессивные последствия опричнины (если были), все равно у историка нет морального права прощать убийство десятков тысяч ни в чем не повинных людей, амнистировать зверство. Выбросив из истории моральную оценку, мы окажемся сторонниками давно осужденного, но все еще, увы, живого тезиса: “Цель оправдывает средства”. Но такая позиция не только морально уязвима, она антинаучна, ибо, как в физике, измерение подчас меняет свойства объекта, так и в жизни цель меняется под воздействием средств. Нельзя достичь высокой цели грязными средствами.