В день четвертого февраля, когда государь учреждает опричнину, начинаются гонения. Казни проводят на площади у Кремля, перед недавно построенным собором Василия Блаженного, вычурные купола которого весело сверкают. Среди первых жертв – знаменитый князь Александр Шуйский, участвовавший во взятии Казани, и его семнадцатилетний сын Петр. Оба обвиняются в том, что состояли в заговоре с Андреем Курбским и покушались на жизнь царя, царицы и их детей. Сначала должны отрубить голову сыну, но отец просит о милости – возможности умереть первым. Палач соглашается, и Шуйский кладет голову на плаху. Топор опускается, сын подбирает голову отца, нежно ее целует и в свою очередь встает на колени в ожидании смерти. В тот же день обезглавлены шестеро бояр. Седьмой, Дмитрий Шевырев, посажен на кол. Агония длится сутки, но Шевырев с искаженным от страдания лицом поет псалмы во славу Божию. Других бояр топор миновал – их отправляют в монастыри или в ссылку в дальние края. От некоторых царь требует залога в двадцать пять тысяч рублей, чтобы быть уверенным в том, что они не смогут покинуть пределы страны. И наконец, желая показать, что умеет и миловать, Иван возвращает в Москву Михаила Воротынского, сосланного в Белозерск, и Яковлева, близкого родственника Анастасии. Этот милосердный жест духовенство воспринимает как дар небес.
Чем сильнее Иван притесняет страну, тем большую ненависть к себе ощущает и с тем большей настойчивостью ищет тех, кто покушается на его жизнь. Болезненная подозрительность мешает ему спать. Бой часов в ночи приводит в ужас, как недоброе предзнаменование. При виде падающей звезды он, дрожа, становится на колени перед иконами. Новый укрепленный дворец, построенный для него в центре Москвы, не кажется достаточно надежным убежищем. Царь начинает ненавидеть столицу и переезжает в Александровскую слободу, во дворец, окруженный крепостными стенами и рвами. Внутреннее убранство этого зловещего сооружения отражает состояние души государя: некоторые залы прекрасно украшены, в других – драгоценные книги и рукописи, некоторые – с низкими сводами, почти монашеской скромности, а под землей темницы, в которых томятся пленники. Великолепие, ученость, молитва, пытки – все есть в любимом дворце государя. И везде здесь ему уютно. Отдельные помещения занимают его придворные, некоторые улицы предоставлены опричникам. В этом затерянном в лесах городке спешно строят дома и церкви, богатые покупатели привлекают купцов. В храм Успения Пресвятой Богородицы Иван велит перенести святыни, украсить золотом, серебром и драгоценными камнями алтарь. На каждом камне, из которого построена церковь, выгравирован крест.
Но царь считает это недостаточным для очистки совести. Внезапно он решает превратить дворец в монастырь, а опричников – в монахов. Триста самых развращенных из них становятся его «братией». Он называет себя игуменом, Афанасия Вяземского – келарем, Малюту Скуратова – ризничим. Каждый брат носит черную рясу поверх золотом шитых кафтанов, отороченных собольим мехом. Этот маскарад видится Ивану служением Господу. Он искренне верит, что создал новый монашеский орден, составляет его законы, следит за их исполнением. В три часа утра с детьми идет на колокольню звонить к заутрене. Затем «братия» направляется во дворцовую церковь, того, кто не является, бросают в темницу на восемь дней. Во время службы, которая длится три или четыре часа, царь поет, молится, падает ниц, бьет челом по каменным плитам. Теперь он носит длинное черное платье, стянутое на талии кожаным поясом, накидку из грубой шерсти и деревянный крест на груди, часто вместо любимого жезла держит в руках посох.
В восемь часов все снова собираются – к литургии, в десять садятся за стол, трапеза обильна, но государь не притрагивается к еде. Он стоит перед своей «братией» и читает вслух жития святых. Затем ест один, выслушивая одновременно доклады приближенных. После недолгого сна любит навестить темницы и посмотреть, как пытают узников. С видом знатока осматривает орудия пыток, оценивает умелую работу палача, порой восхищается способностью жертвы сопротивляться. Следить за медленной агонией, потоками крови, треском костей, криками и предсмертными хрипами – все это доставляет ему особенное удовольствие после церковной службы, когда душа еще полна ангельского пения. Привычка отождествлять себя с Богом придает уверенность в том, что эти убийства любезны и ему. И молитва, и пытки кажутся ему проявлениями милосердия. Когда Иван с сожалением покидает подвалы, лицо его, по свидетельствам очевидцев, сияет, он шутит с окружающими, разговаривает с большим весельем, чем обычно.
В восемь часов вечера идут к вечерне. Следующий за этим ужин, как правило, заканчивается обильными возлияниями. Перед тем как подавать еду царю, каждое блюдо пробует один из его приближенных – государь боится быть отравленным. Присутствующих развлекают скоморохи с учеными медведями. «Братия» приводит женщин и развлекается с ними на глазах у царя. К ночи он удаляется в свои покои, где его ждут три слепых старика, которые по очереди рассказывают сказки, пока не заснет. Вытянувшись на кровати в едва освещенной лампадами опочивальне, Иван с наслаждением слушает истории о странствующих богатырях, колдунах, прекрасных красавицах. Рассказчик с седой боротой и пустыми глазами говорит тихонько, от его монотонного голоса царь впадает в какое-то оцепенение, наступает облегчение, и он засыпает. В полночь снова отправляется в церковь, чтобы, стоя на коленях, вновь предаться молитве. В перерывах между службой отдает самые кровавые свои приказания.
Отголоски этой странной жизни слышны уже и за пределами страны. Сигизмунд-Август решает, что царь сошел с ума и это начало упадка России, то, чего он так страстно желает. Он просит русского посла в Варшаве рассказать, что такое опричнина. И получает такой ответ: «Мы не знаем опричнины. Кому велит государь жить близ себя, тот и живет близко; а кому далеко, тот далеко. Все люди Божии и государевы». Но каждый день в Польше объявляется новый беглец, которому удалось ускользнуть от Ивана. Их рассказы лишь укрепляют Сигизмунда-Августа в его мнении. Он тайно связывается с несколькими боярами земщины, те с трудом решаются ему отвечать – лишенные всего, живущие в ссылке, они боятся каждого наступающего дня. Церковь молчит и не может быть никому защитой. Митрополит Афанасий с самого начала отказался порицать деяния царя и выступать от имени жертв, Церковь больше не духовный наставник, ее назначение – официальные богослужения. Поставив Ивана над Церковью, Афанасий нарушил евангельские заповеди, спутал царство кесаря и царство Божие. Зная о всех преступлениях опричников, он не возвысил голос в защиту безвинных жертв, не протестовал против создания в Александровской слободе пародии на монастырское братство с распутными, кровавыми монахами.
Неожиданно царь начинает склоняться к протестантизму. Ливонские пленники, с которыми он ведет теологические споры, поражают его свободой своей религиозной мысли. Он принимает на службу немцев Кальба, Таубе,[11] Краузе и Эберфельда. Последний пытается убедить царя в чистоте доктрины аугсбургского исповедания. Иван начинает сомневаться в необходимости для России именно православия и подумывать о том, не ввести ли одним росчерком пера в стране другую религию. Но его ужасает собственная смелость, и он ограничивается лишь тем, что разрешает лютеранам открыть в Москве храм. Это глубоко опечаливает митрополита Афанасия, и он осмеливается поднять голос на одного из этих иностранцев-еретиков. Иван велит ему выплатить огромный штраф, митрополит тяжело заболевает и уходит в монастырь.