Снова пригласив русского посла, Елизавета еще раз выражает опасение, что ее внучатая племянница недостаточно хороша, чтобы понравиться царю. «Я думаю, она не понравилась и вам», – говорит она. Невозмутимый Писемский отвечает: «Мне кажется, что она красивая. Все остальное в руках Божьих!» В середине июня портрет Марии Гастингс, предназначенный русскому государю, закончен, и, побывав на поразившем его параде английского флота (двадцать четыре корабля, на борту каждого от семидесяти до восьмидесяти пушек), Писемский отправляется в Москву. Вместе с ним едет новый английский посланник Джером Боус. В конечном счете он не слишком недоволен итогами своей миссии, и ему не кажется, что репутация Ивана, убившего своего сына, может стать серьезным препятствием предполагаемого союза. Однако, несмотря на устроенное в саду свидание, ни королева, ни ее внучатая племянница не помышляют об этом замужестве. Двор прекрасно разыграл спектакль перед русским посланником – английские коммерсанты могут продолжать торговлю на прежних условиях.
В октябре 1583 года Джером Боус прибывает в Россию. Иван принимает его как друга. Плохо информированный своим наивным представителем, царь уверен, что политический союз и свадьба – дела практически решенные, остается уточнить детали. Но переговоры с англичанами проходят трудно: в противовес гибкому и хитрому Дженкинсону Боус – человек тяжелый, резкий, высокомерный и обидчивый. Он требует подтвердить право монопольной торговли для Англии и заявляет, что его страна станет помогать России в борьбе с ее врагами, только полностью исчерпав все попытки к примирению. Это условие делает невозможным немедленное возобновление военных действий против Стефана Батория. После двадцати раундов бесполезных переговоров 13 декабря Иван вызывает к себе Джерома Боуса и говорит ему: «Если главные враги мои (Швеция, Дания, Польша) – друзья королеве, то могу ли быть ей союзником? Елизавета должна или склонить Батория к истинному миру с Россиею, заставив его возвратить мне Ливонию и Полоцкую область, или вместе со мною наступить на Литву». – «Королева признала бы меня безумным, если бы я заключил такой договор», – отвечает Боус. Царь ставит ему в вину высокомерное обращение с его представителями и говорит, что среди государей знает тех, кто стоит выше королевы английской. «Нет венценосцев знаменитее Елизаветы, – возражает англичанин. – Она не менее императора, не менее и царя!» Выведенный из себя этими словами, Иван грозит послу выставить его за дверь. Стойкий Боус настаивает, что королева сумеет отомстить за оскорбления, нанесенные ее посланнику. Царь внезапно успокаивается и переходит к вопросу о женитьбе. Дипломат уверяет, что на портрете Мария сильно приукрашена, на самом деле ей больше тридцати лет, она некрасива и больна и к тому же не желает менять веру. Но у королевы, добавляет он, есть много хорошеньких родственниц. Проводив собеседника, царь вздыхает: «Дай Бог, чтоб у меня самого был такой верный слуга!» Во время новых переговоров 18 декабря снова возвращается к интересующему его делу: «Ты говорил нам о девицах, среди которых мы можем выбрать себе жену, но отказался назвать их. Нас не может удовлетворить столь расплывчатое заявление. В Англии есть, наверное, более тысячи девиц, и не все они кухарки, ты хочешь, чтобы мы сами всех их разыскали? Ты человек неученый и не знаешь, как должен вести себя посланник!»
В течение двух месяцев продолжаются встречи царя и Боуса, бурные, но безрезультатные. Четырнадцатого февраля 1584 года английский посланник объявляет, что королева велела ему возвращаться через Францию. С потерей Ливонии это означает проезд по территории Польши. «Ты воспользуешься этим, чтобы сдать меня моим врагам! – кричит Иван. – Ты пришел не серьезные переговоры вести и можешь убираться, взяв все, что привез! Отправляйся немедленно!» Привыкший к подобным вспышкам ярости, Боус спокойно ожидает перемены настроения государя. Три дня спустя царь вручает ему проект договора, по которому взамен права на монопольную торговлю две страны заключают наступательный союз с целью захватить Ливонию. Осторожный Боус напоминает, что его милосердная госпожа не приемлет захватнических войн. «Но речь не идет о завоевании, – возражает царь. – Ливония – наша старинная вотчина». – «В самом деле?» – удивляется посланник. Царь взвивается: «Мы не просим королеву быть судьей нам и Польше!» Прощальная аудиенция назначена на 20 февраля. Когда Джером Боус приезжает во дворец, ему говорят, что государь болен и не может его принять.[21]
Глава 17
Последние дни
Вот уже год царь пытается разобраться в кровавых свидетельствах своего царствования. Нисколько не жалея о многочисленных жертвах, хочет, чтобы на небесах они обрели покой души. Дабы снять с себя вину и облегчить совесть, он неутомимо составляет списки тех, кто погиб по его воле. С пером в руке вспоминает, вызывая к жизни забытые тени, описывая казни. За этим жестоким и кропотливым трудом он воспроизводит события своей жизни, ему помогают дьяк и исповедник. На пергаменте появляются написанные большими буквами имена. Затем, сопровождая богатыми пожертвованиями, их отправляют в монастыри, где будут молиться о поминовении усопших. «Вспомни, Господи, о душах слуг твоих новгородских числом пять тысяч сто семь... Двадцать человек села Коломенское... Вспомни об умерших верных христианах числом восемьдесят четыре и еще о троих, которые скончались после того, как им отрубили руки....» Рядом с некоторыми именами следует короткая приписка: «вместе с женой», «с женой и детьми», «с сыновьями», «с дочерьми». Раздражение Ивана вызывает тот факт, что он может кого-то забыть. Надежда на Бога, который должен был вести свои списки и поможет заполнить пропуски. Время от времени царь обращается к Господу: «Ты наверняка вспомнишь их имена... Только Ты один знаешь их». В списке, предназначенном для Свято-Успенского монастыря в Свияжске, упоминаются: княгиня Евдокия, дальняя тетка Ивана, монахиня Мария, сестра двоюродного брата Владимира; они были утоплены в Белозерске. В одном из списков три тысячи сорок восемь имен, в другом – три тысячи семьсот пятьдесят. Но, отправив их, Иван вспоминает еще и еще – за его плечами толпится уничтоженная страна. Не признавая себя виновником всех этих смертей, он одинок как никогда, ощущая неимоверную тяжесть. Он стар, бурная жизнь, постоянное переедание подточили его здоровье. После смерти царевича спит всего несколько часов в сутки. Покинул Александровскую слободу, где все напоминает ему о сыне, и снова воцарился в Кремле. Однажды вечером узнает, что в небе над Москвой появилась комета с хвостом в форме креста. Его закутывают в меха и выносят на крыльцо посмотреть. Очень холодно, воздух прозрачен. Огромный город спит под снегом. Запрокинув голову, царь долго наблюдает за пророческой звездой и шепчет: «Вот предвестница моей смерти!»
В 1584 году начинается его физическое угасание. Лекари твердят о «разложении крови» и «разрушении внутренностей». Тело царя распухает, кожа отходит клочьями, от него исходит страшное зловоние, которое нельзя заглушить никакими мазями и притираниями. Порой ему кажется, что он пропитался запахом смердящих мертвых тел, среди которых так любил прогуливаться. Но нет, это запах его кожи, а может быть, души? Быть может, Бог разлюбил его и вместо того, чтобы встречать с распростертыми объятиями у врат рая, не откроет их? Но у него столько заслуг. Да, войны, которые он вел на западе, были разрушительны, зато он завоевал Казань, Астрахань, Сибирь. Объединил страну, несмотря на противодействие бояр. Смог бы он сделать все это, если бы не предал смерти злейших своих врагов? Чего стоят несколько тысяч мертвецов, если покорены народы и земли? Но с Богом ничего нельзя знать заранее. Он всегда его, Ивана, поддерживал, но в последний момент может обвинить его в новгородской резне или многочисленных женитьбах, убийстве царевича, и это станет последней каплей, переполнившей чашу терпения. Царь бродит по дворцу, вслух разговаривая сам с собой. Страшится наступления сумерек, когда к нему приходят апокалиптические видения. Каждую ночь видит в полумраке сына – он празднично одет и улыбается, хотя очень бледен, а на виске у него дыра. Они с призраком беседуют. Внезапно Иван кричит и выскакивает из постели. Прибегают слуги и укладывают его снова. Иногда он отказывается вновь ложиться, призывает священников, велит звонить в колокола и служить молебен. На рассвете встает совершенно без сил, подавленный, неспособный принимать решения. Теперь он знает, что есть орудия пыток более совершенные, чем те, что ему приходилось использовать, – жестокие угрызения совести и безумный страх.
21
Джером Боус покинет Россию лишь четыре месяца спустя и повезет в Англию письмо царя Федора, в котором и речи нет ни о военном союзе, ни об исключительных привилегиях английским купцам.