— А кто может устояти противу Бога да и Господина Великого Новагорода? — кичливо кричали они вдогон ускакавшим послам.
Взбешённый Иоанн в ту же ночь выступил в поход.
Две недели держались дружины новагородские. Наконец Грозному удалось обложить город.
В последний раз он объявил осаждённым:
— Ежели не отдадитесь на милость мою — в Волхове утоплю всех крамольников!
Дружины ничего не ответили и приготовились к обороне.
Под градом стрел, презирая смерть, бесстрашно гнал Малюта к стенам полки.
Утром, с лихими песнями и победными трубными кличами, рать прорвалась на улицы города и сразу же приступила к погрому.
На другой день, окружённый сотней опричников, в Новагород прискакал Иоанн.
У заставы его встретил архиепископ Феофил.
— Ты бы римской церкви поклон отвесил, иуда, а не мне, царю православному! — с омерзением сплюнул царь.
Феофил поднял клятвенно руку.
— Верую, государь, во едину святую соборную и апостольскую церковь и такожде исповедую едино крещение, яко и ты, преславной!
Поклонившись до земли, он благословил опричников и обратился к царю:
— Не покажешь ли милость, не откушаешь ли в смиренной моей обители хлеба-соли с дороги?
Царь переглянулся с Малютой и смежил глаза в задорной усмешке.
Предвкушая потеху, Скуратов потёр с наслаждением руки.
— Покажи милость архиепископу, царь!
И, уловив утвердительный кивок, повернулся к опричнине:
— Коли по чести, горазды и мы пожаловать архиепископа честью!
Стрельцы и ратники, разместившись в усадьбах торговых людей, устроили пир.
Изголодавшиеся людишки в мгновение ока уничтожили все найденные съестные припасы.
По улицам сновали женщины и с замирающим сердцем заглядывали в изуродованные копытами лошадей лица убитых.
Солнце посылало земле последние улыбчатые лучи свои. Над Волховом мирно расстилался тающий полог тумана. На город спускались тихие предвечерние сумерки…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Грозный продрал глаза и тупо уставился в усыпанную золотистыми звёздами подволоку.
— Где мы? — обдал он винным перегаром Малюту. Опричник, стоявший всю ночь с дозором подле входа, подскочил к царёвой постели.
— В трапезной архиепископской, государь!
И, заметив испуг на припухшем от хмеля и сна лице Иоанна, успокаивающе указал на дверь.
— Полны хоромины наших людишек. Не тревожься, преславной!
В трапезную, под дозором Алексея и Федьки Басмановых, вошёл монах.
Царь почтительно поднялся с постели и сложил пригоршнею ладони.
— Благослови, отец.
Монах смущённо остановился.
— Ты, государь, пожалуй меня своим благословеньем.
— Бла-го-сло-ви!
Острый конец посоха хищно цокнул о пол.
Лихорадно задёргались тонкие губы монаха, и широко раздавшиеся зрачки застыли на кулаке, судорожно стиснувшем посох.
— Христос, истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своея Матере, святых славных и всехвальных апостол, иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Константиняграда Златоустова[194], святых и праведных Бого-отец Иоакима и Анны[195] и всех святых, помилует и спасёт тя, яко благ и человеколюбец.
Приняв благословение, Грозный отвесил земной поклон и покаянно обратился к иконам:
— От юности моея мнози борют мя страсти; но сам мя заступи и спаси, Спасе мой!
Исполнив свой долг перед Богом, он деловито шепнул Басмановым:
— Абие воздать бы милость архиепископу.
И к монаху:
— Облачился бы владыко в ризы пасхальные да пожаловал к нам!
Малюта собрал на дворе всех послушников и огорошил их чудовищной вестью:
— По царёвой великой милости попируете ныне, отцы, на свадьбе владычней.
Старичок келарь с ужасом поглядел на безмолвных монахов и бесстрашно шагнул к Скуратову:
— Ирод! Иуда! Холоп Вельзевулов!
Стрельцы набросились на старика и уволокли его в погреб.
Послушники попятились незаметно к воротам.
Покорный зову царя, Феофил немедля явился в трапезную.
— Благослови тебя Бог, государь!
— Благословено имя Господне отныне и вовеки, — благоговейно собрал губы Иоанн. — А за хлеб-соль, владыко, жалую яз тебя…
Он замолчал и неожиданно усиленно подул на пальцы.
Басманов неожиданно облапил Феофила.
— Жалует тебя государь женою пригожею!
Архиепископ добродушно улыбнулся.
— Вот люди сказывают, что грозен наш царь, а ты и с постели тешишься, яко младенец безгрешной.
Иоанн притопнул на захохотавшего Федьку Басманова и привлёк Феофила к себе.
— Хоть ты и древний старик, а мужем будешь ещё на славу. Тако яз сказываю?
— Тако, преславной! — не переставая улыбаться, закивал головою архиепископ.
— А ежели тако, внемли!
Царь зло оттолкнул от себя старика.
— Не любо было тебе быть православным, молись римской ереси, богоотступник…
Со всех монастырей с богатыми свадебными дарами собрались игумены и иеромонахи в архиепископские покои.
Когда все приготовления были готовы и стрельцы выволокли на двор отчаянно упиравшегося Феофила, — на крыльцо не спеша вышел царь.
Понуро построились монахи в круг.
Среди двора со связанными на спине руками стоял старик келарь.
Стрельцы открыли ворота и пропустили Скуратова, торжественно ведшего на поводу белую жерёбую кобылу.
Иоанн низко поклонился архиепископу.
— Вот жена твоя, еретик! Скачи на ней, горлице ясной, на Москву да послужи под конец живота волынщиком плящущему медведю!
Феофила усадили насильно на лошадь. Келарь, не помня себя, рванулся к царю.
— Басурмен! Вельзевул!
Владыко остановил его жестом руки.
— Не сокрушённо, а радостно заповедано Христом идти на мученичество во имя Его!
Опричники связали ноги Феофила под брюхом лошади и накинули на шею его пёструю ленточку, привязанную к волынке.
Келарь рухнулся наземь.
— Сокруши, Господи, нечестивых!
— Умолкни! — гневно прикрикнул архиепископ. — То воля Божия!
И повернулся гордо к царю.
— То не истина, что творишь ты с Русией, а испытание Божие за грехи! То не истина, что возвеличил ты худородных, а господарей предаёшь позорам некаким и мученической кончине!
— Обрядить его в колпак скомороший! — едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться в горло владыке, крикнул Грозный и вонзил посох в круп лошади.
С мертвящим ужасом следили новагородцы за скачущим архиепископом.
Федька Басманов с улюлюканьем мчался за всадником, волоча за собою на аркане мёртвого келаря.
Малюта выгнал монахов на улицу.
— Гони их к владыке! — приказал Грозный и вскочил на аргамака.
Высоко задрав подрясники, монахи, преследуемые ратниками, побежали по городу.
— Гуй! Гуй! Гони их, еретиков!
Вдоволь натешившись, царь свернул в хоромы торгового гостя Сыркова.
— Волю попировать у могутнейшего из зацных! — насмешливо поклонился он закованному в железы хозяину и поднёс к его рту корец вина. — Пей, Фёдор, перед дорожкою к ляхам!
Сырков плотно стиснул зубы и отвернулся. Малюта больно ущипнул его.
— А не люба тебе царёва подача, отведай пёсьей крови своей!
И кулаком ударил скованного по щеке.
Вечером Грозный обрядился игуменом и сам отслужил торжественное молебствование. Собор был полон согнанными со всех дворов новагородцами.
Усердно, по монастырскому чину, молился царь. Ему благоговейно прислуживал Федька Басманов.
Опричники, не поднимаясь с колен, вполголоса подпевали дьячкам.
Иоанн вышел на амвон благословить молящихся.
— Ко кресту! — зашептал Друцкой[196] сбившимся в левом притворе женщинам.
194
195
196
Друцкой — о ком именно идёт речь, установить затруднительно. Друцкие — русский княжеский род, разделившийся в XV в. на несколько ветвей, принявших дополнительные фамилии (по названиям имений, которыми они владели) — Соколинских, Прихабских, Виденецких, Любецких, Горских, Озерецких, Подбереских, Багриновских — и изменивших прежние (по прозвищам родоначальников) на Одынцевичей, Коноплёй, Путятиных, Бабичевых и др.