Иван Васильевич и старался теперь присвоить себе этот титул, окруженный столькими мифами, символами, славными воспоминаниями и честолюбивыми мечтами и вместе с тем доступный, осязательный, осуществимый в действительной жизни.
Венчание на царство происходило 16 января 1547 года. Было сделано все, чтобы придать ему как можно больше блеска и торжественности. При огромном стечении народа, при торжественном звоне колоколов церковь и трон как бы сочетались в едином этом торжестве: епископы, священники, монахи возносили к Богу молитвы и просили его, чтобы он укрепил нового царя духом справедливости и истины, а бояре в это время осыпали трон дождем золотых монет, что являлось эмблемой изобилия тех благ, которых ему желали. Однако этот наследник греческих и римских императоров не решился осведомить иностранные державы о своих притязаниях. Он помнил, как неудачны были попытки такого рода его отца и деда. В 1514 году Василий попробовал было именовать себя, с согласия посла Снитцпаннера, в договоре с Максимилианом кесарем. Но в Вене отказались подписывать этот договор. На согласие Польши, как и раньше, нельзя было рассчитывать и теперь. Вместе с некоторыми мелкими германскими княжествами сговорчивость проявили только константинопольские патриархи, возлагавшие вместе со всей восточной православной церковью свои единственные и последние надежды на Москву. Но Иван пока и здесь не выступал с заявлением о своем титуле и правах, и только в 1561 году после шумных успехов он решил попытать счастья с этой стороны. Просьба к патриарху подкреплялась значительными дарами. Патриарх Иосаф признал Ивана царем и потомком царевны Анны. Он даже предложил московскому государю еще раз совершить торжественное коронование при участии особо назначенного для этого случая митрополита. Но это оказалось излишним. Из тридцати семи подписей, скреплявших грамоту, присланную из Константинополя в Москву, тридцать пять впоследствии оказались подложными. Православная церковь уклонялась от решительного ответа, хотя патриархи александрийский и антиохийский спешили признать совершившийся факт, а иерусалимский пошел даже еще дальше и провозгласил нового царя главою христианства. Но масса восточного духовенства отказывалась следовать их примеру. И таким образом в церковную общину, где государю как бы принадлежало верховенство, его царская власть проникала с трудом, так сказать, нагнувшись и даже оступившись на пороге. Однако русскому народу эти подробности были неведомы. Поэзия былин свободно смешивала события и эпохи. Национальная гордость и народное воображение набрасывали чудесный покров на это несколько унизительное начало русского царства и на его неудачи. Носитель знаков царского достоинства видел восточную империю в развалинах, а православную церковь в опасности от мусульман, угрожавших ей от Босфора до Волги, и он направился к стенам Казани, чтобы стать защитником Церкви и победителем ислама. Московские художники, украшавшие символический царский трон, до настоящего времени хранящийся в Успенском соборе, прибавили новые, аналогичные прежним, вымыслы. Таким образом Иван оказался, по крайней мере в пределах собственной обширной державы, в ореоле славы и величия, какого не знал ни один из его предшественников.
Митрополит Макарий благословляет Ивана Грозного во время венчания на царство. Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI в.
В браке Ивану суждено было насладиться счастьем, не выпадавшим на долю его предков. Выбор невесты производился по общему правилу. Благородные девицы всего государства, происходившие из семей служилых людей, были собраны в Москву. Для приема их были отведены огромные палаты с многочисленными комнатами, в каждой из них было по двенадцать кроватей. К первому браку Василия, по словам Франциска да Колло, было собрано пятьсот красавиц, а по свидетельству Герберштейна – тысяча пятьсот. Это, по всей вероятности, показывает число только тех девиц, которые попали в Москву уже после первых выборов в провинциях.
Такой порядок существовал и в Византии. Там правителям областей давались по этому поводу подробные инструкции, с указанием роста и других качеств девиц. Когда в серале собирались кандидатки, туда являлся сам государь в сопровождении одного из старейших вельмож. Проходя по покоям, он дарил каждой из красавиц по платку, вышитому золотом, с дорогими камнями. Он набрасывал платки девицам на шею. После того как выбор был сделан, девицы отпускались с подарками по домам. Так в 1547 году Иван выбрал себе Анастасию, дочь покойного Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина, происходившего из старого боярского рода. Среди гибели княжеских родов он сумел, однако, сохранить близость к царскому трону и не принимал участия в ожесточенной борьбе за власть в дни детства Ивана. Возможно, что в данном случае выбор невесты был только простой формальностью. Захарьины-Кошкины были баловнями фортуны.