По свидетельству Нестора, они даже совсем обходились без княжеской власти.
Позднее, в одиннадцатом веке, мы находим те же самые демократические учреждения в Киеве, Новгороде, Смоленске и Полоцке. Вече (вече производное слово от глагола вещати) функционируют на всем пространстве русской земли, хотя компетенция их и не везде одинакова. В одних местах им принадлежит вся верховная власть; в других они пользуются только правом избрания князя. Более или менее широкое участие их в политических функциях власти существовало везде. Сохранение их прав обеспечивалось договорами — рядами с князьями и грамотами последних.
Самодержавие в своей первоначальной форме не было синонимом абсолютной власти. Московский самодержец — это двойник византийского autocrat'a, но власть византийского самодержавного императора разделялась между ним и духовенством. Московское духовенство также долго считало самодержавие символом независимости от иностранных государств. Если не народные, то по крайней мере права церкви здесь оставались еще нетронутыми. Тем не менее название самодержавный могло повести к опасному смешению понятий, что и случилось сначала на северо-востоке страны, где князья Суздальские и Рязанские силой установили династическое наследование престола на основании первородства. Таким образом был нанесен удар народоправству (суверенитету народа), и нужно сказать, что еще до появления татар на Руси принцип народовластия сильно пострадал. Оно сохранилось только кое-где в виде исключения. В полной неприкосновенности оно осталось только в Новгороде и Пскове почти до конца XV века; в других же местах оно было или совсем уничтожено, или подверглось существенным ограничениям еще в начале XIII века.
Монгольское владычество оказало на усиление московского самодержавия не больше влияния, чем Византия. Правда, в отношениях между правителем и подданными оно внесло существенные изменения. Раньше положение князя зависело от народа, теперь оно обусловливалось капризом нового владыки-хана. Теперь путешествие на берега нижней Волги с богатыми подарками имело больше значения, чем народное избрание. Князь возвращался из путешествия с ярлыком, избавлявшим его от необходимости искать другой способ достижения власти. Флорентийская уния и падение Константинополя оказали влияние в том же направлении. До конца XIV века церковь знала только одного царя. Это был император византийский. Московское духовенство поминало его в молитвах при богослужении «императором русским» и «государем всего мира». После указанных событий нужно было перенести этот титул на кого-нибудь, и естественно, московские князья получили его.
Все эти случайности играли, можно сказать, второстепенную роль и не имели решительного влияния на ход вещей. Что же касается влияния на организацию русской государственной власти финского элемента, то отсутствие его очевидно. Правда, бывают случаи, когда покоренные передают победителям свои порядки и нравы, но это возможно только лишь в том случае, когда побежденные стоят в культурном отношении выше своих победителей. Подобное предположение вполне допустимо. Но нужно принять во внимание, что русские колонисты тринадцатого и четырнадцатого века, хотя и были варварами, все-таки стояли выше в культурном отношении тех финских племен, с которыми им приходилось сталкиваться во вновь заселяемой стране. Не одной же ведь только численностью покоряли они их.
Ключ к разрешению загадки, на мой взгляд, заключается во взаимодействии двух отмеченных уже явлений: отсутствии расчленения в русском обществе и его военном переустройстве, какому оно подверглось, благодаря обстоятельствам, сопровождавшим его первоначальное образование и развитие в новом северо-восточном государстве. Русская колонизация долго продолжалась в чужой стране; переселенцы были окружены врагами. Князь был начальником войска и естественно пользовался своим выгодным положением, чтобы уменьшить и без того незначительную связь между общественными элементами. Последние своей слабостью сами помогали усилению его всемогущества.
Но подобные явления наблюдались и при образовании других государств. Особенностью процесса развития русского государства было то, что оно одновременно переходило и к формам высшей цивилизации. Это исключительная черта в развитии русского общества. Долго находилось оно вдали от европейской жизни. Затем ему пришлось быстро усваивать плоды культурных завоеваний, даже такие, которые находились в полном противоречии с его родным отсталым политическим и социальным строем. Все это совершалось внезапно, даже вопреки требованиям нормального прогресса. Просветительное движение, питавшееся чужими плодами, в некотором роде способствовало само по себе развитие абсолютизма, давая единоличной власти такие средства, каких не сыскать в варварском обществе. Иван IV был человек просвещенный и поэтому он был опаснее Людовика XI. Иван будет воздействовать на души своих подданных, чтобы засадить их за железную решетку своей тюрьмы, где связанная Россия должна будет мучиться в продолжение целого века.
Легко проследить, как создалась эта темница. Москва старалась привлечь к себе как можно больше людей из соседних княжеств; когда же в ней оказалось значительное число послушных и исполнительных слуг из таких пришельцев, государи московские поспешили прекратить свободные переходы, которыми они прежде пользовались в своих интересах. С другой стороны, соседи их теперь им только помогли достигнуть намеченной цели. В своих интересах они уже успели сделать кое-какие ограничения в этом роде. Решительный шаг в этом направлении сделало мнимо либеральное, республиканское правительство. За республиками вообще немало числится подобных ошибок; я не касаюсь современности. В 1368 году Новгород запретил гражданам уходить с его территории под страхом лишения прав собственности на всякое имущество, какое может там остаться. Москве ничего не оставалось сделать, как только последовать этому примеру. Самый принцип пока еще щадили. Но при Иване III начали сажать в тюрьму тех из его «слуг», кто казался недостаточно надежным. Чтобы вернуть себе свободу, подвергающейся подозрению мог и не отказываться от своего права, правительство делало вид, что само его охраняет, и он только давал обязательство, что впредь не воспользуется им; иногда же от него требовалось поручительство.
Я останавливаюсь на этих деталях, потому что иначе дальнейший ход истории нации может показаться совершенно непонятным. Иван IV широко пользовался разного рода прецедентами. Он даже установил для служилых людей нечто вроде круговой поруки в верности ему.
Князья и бояре были прикреплены таким образом к месту и ограничены тесными рамками, но тем не менее все еще сохраняли некоторую политическую и социальную автономию, основанную на знатности их происхождения и на владении старинными вотчинами или хотя бы остатками вотчин и удельных земель. Здесь они сохраняли еще некоторые верховные права и многие привилегии. Московское правительство пользовалось средством двух родов, чтобы уничтожить их.
Во главе новой иерархии не ставились потомки Рюрика и Гедимина, предпочтение отдавалось простым «слугам» государя, помогавшим раньше собирать русскую землю. Незнатное происхождение, хотя бы от простого конюшего царского двора, не составляло препятствия к занятию высокого поста. В этой новой, только зарождавшейся служебной аристократии отсутствовал кастовый, корпоративный дух, что облегчало задачу правительства. Другое, более действенное средство, к которому прибегало правительство — это конфискация земельных владений. Эта система здесь, среди разлагавшихся древних княжеств, применялась слишком широко и энергично и способствовала накопление в руках правительства огромной массы земель. Московское правительство начало раздавать эти земли, но с таким расчетом, чтобы новое служилое землевладение не имело ничего общего по своему характеру с древним. Это были и не уделы, и не вотчины, а простые поместья, как показывает само название земли, дававшееся в виде вознаграждения за службу соответственно занимаемому месту. Поместья были в пожизненном владении и по наследству передавались только лишь в том случае, когда наследник-помещик принимал на себя все служебные обязанности своего предшественника, Поместья, как и вотчины, были свободны от налогов, но зато на них лежала наиболее тяжелая повинность, именно — государственная служба. Это нечто аналогичное с феодальными владениями Западной Европы, но с существенным отличием от него. Тогда как на Западе лен давался за добровольную службу, в московском государстве поместье давалось за службу и без того обязательную. В итоге здесь не создалось корпоративной аристократии. Платить жалованье натурой было выгодно для правительства и в том отношении, что постепенно сглаживалась разница между древним удельным или вотчинным владением и новым его типом — поместным. При таком порядке вещей вотчинник и помещик сливались в одну массу.