Пес встретил как обычно, прыгнул лапами на грудь, и заплясал, закрутил хвостом. Иван наклонился, дал псу лизнуть щеку, обнял его за шею, вгляделся в добрые зверины глаза.
— Завтра увидишь своих любимцев, — отпустил пса.
Прошел на кухню, поставил сумку с картошкой за стол под раковину. Вернулся к двери, надел Биму ошейник с жетоном и выпустил погулять.
В квартире после дневного пекла стояла духота. В большой комнате Иван раздвинул плотные портьеры, распахнул свежему воздуху окна.
Белые ночи мешали спать, и шторами спасались. Иван любил в поздние часы постоять у распахнутого окна, любил слушать поселок с высоты четвертого этажа. Гул моторок не реке всю белую ночь, брех собак в частном секторе. Оттуда наволакивало тальниковый дым — коптили рыбу; песни украинские, белорусские…» А ведь никакое лихо нас не переменит. Поют люди», — говорил он Ольге.
«Это вам, мужикам, море по колено, — отзывалась Ольга из постели, — А тут и во сне иногда думаешь, чем вас завтра кормить…»
Жалел и любил свою жену Иван. Жалел так, как редко кто ныне и жалеет своих жен. Работа на горно-обогатительной фабрике для баб не мед. Понимал это Иван и старался во всем помогать жене. Сам огурцы в теплице опылит, и помидоры подвяжет, и польет, а в субботу баню вытопит, что к теплице из бруса пристроена. Люди поднимали стеллажи по периметру теплиц, но в насыпной земле картошка только и успевала до первых заморозков ботву поднять, да клубень чуть больше горошин картошки. Поэтому и расчистил за рекой участок две сотки, где старожилы исстари картошку сажали, и картошки накапывал не хуже той, что сегодня купил.
«Черт с ним, с барыгой и деньгами…», — успокоился окончательно Иван.
Успокоился и забыл. В дверях уже шуршала плащом Ольга. Он поспешил жену встретить. Пришла она как всегда нагруженная авоськами, Иван принял у нее сетки из рук, по очереди поднимая их до глаз, осмотрел содержимое. Ольга принесла австралийскую баранину и кочан капусты, которую завезли для работников фабрики из Магадана. В послевоенные годы в совхозе «Дружба», что в километре от райцентра, на полях выращивали отличную капусту. Сейчас ее завозили с Олы, где на границе с Приморьем выращивали овощи и картошку для потребления населению области и Чукотки. Оттуда же везли красную рыбу и икру, климат там мягкий, не то, что в Оймяконье — минус семидесят в отдельные годы прижимает в январе-феврале. На фабрике побывали гости из министерства, и весь день маета, а не работа. Бабы поговаривают, что талоны на водку скоро отменят, и в полной тревоге от этого: опять мужики запьют. Все это она успела ему сообщить до конца не разувшись, а когда прошла в зал и, упав в кресло, вытянула натруженные ноги, Иван был уже в курсе всех событий… Потом Ольга напомнила о детях, которым пора быть дома через пару дней. Иван принес письмо из кухни, где оставил на столе. Ольга читала и улыбалась. Иван наблюдал. Ольга всегда волновала Ивана. В девках Ольга была интересной. Тугие бедра, полная грудями и крепкая телом. Сейчас все в Ольге вызрело, соком налилось…
— Иван, а картошки-то ты купил? — дочитала она письмо и как будто о чем-то вспомнила. — Я капусты принесла. Ох, и щи же получатся! — В щах Ольга толк Иванов знала: «Щи — покислей, да любовь потесней». Много лет так теперь ведется, когда после первой брачной ночи Ольга спросила: «Что ты, миленький, любишь?»
«Щи покислей, да любовь потесней…» — хмыкнул тогда Иван.
Намек о щах принят.
— Щи это прекрасно! — полез он обниматься. — Но сначала, любовь давай обсудим потеснее…
Потом они долго не поднимались. Уже и заря погасла, и гулчей, слышней стали гудеть моторки на реке, в распахнутые окна повеяло прохладой, дымком от печей теплиц. Уже и Бим на площадке терял терпение: вернувшись с прогулки скулил, а теперь сердито и басом взлаивал, мол, знаю все, понимаю, но и меня пожалейте. А Иван с Ольгой все перебирали, вспоминали свою совместную жизнь, молодость. Обоим и сорока еще нет, а нажились, кажется, так, что на три жизни хватит. Когда успели? Институты окончили, детей родили и подняли, жилье и на Севере и в Сибирь имеется. Многое, оказывается, успеть можно к сорока годам жизни, если трудиться, не покладая рук. Был бы смысл жизни. А у Ивана с Ольгой этот смысл — дети, престарелые родители в Сибири.