— Заливай, заливай головню, — доносится по ветру из глубины двора, — сюды вот пала!
— Воды скорей! Давай ведро-то!..
Но ветер меняется, и крики сразу обрываются и глохнут. Рвет бурей одежду, ест дымом глаза, спирает дыхание и жаром жжет, как от раскаленных углей…
Софья Витовтовна поманила рукой к себе дворецкого.
— Сказывай слугам, — заговорила она поспешно, — княгиня великая, убоясь-де пожара, едет с детьми ко мне на Ваганьково. Если же, не дай бог, хоромы княжии загорятся, то пусть добро и скот туда, ко мне переводят…
— Государыня, — всполошился Константин Иваныч, — ехать ты приказываешь, а где проезд-то есть? Знаешь, что народ деет? А в пожар наипаче все сбились — ни пройти, ни проехать! Из конца в конец мечутся, а старых и малых кони и люди топчут…
— Вели, Иваныч, частокол разобрать у нашего двора, чтоб нам в Спасской-на-бору монастырь проехать. Аль забыл, что у чернецов ворота в стене есть?..
— Истинно, истинно говоришь, государыня, — не сдавался Константин Иваныч — а дальше как? Куда побежим? У Володимера, у Мурома татары, а может, и к Москве подходют…
— А мы, — хмуря брови, твердо приказала Софья Витовтовна, — мы в другую сторону лесами пройдем. Татары к нам с восходу, а мы от них на заход!
Старая княгиня нагнулась к уху дворецкого и прошептала:
— К Дмитрову пойдем, а оттуда к Ростову побежим. Владыке и боярам нашим о том ведомо. Многи вчера уж из града вышли со стражей. Ждут нас за Ваганьковым.
До Тушина от Москвы княжой обоз двенадцать верст в три часа прошел — дорога тут добрая, старый тележник, наезженный. Когда же свернули к Дмитрову на лесные дороги, в чащобы дремучие, трудней стало — ехать пришлось нога за ногу. На каждом шагу болота да топи и хоть гати из бревен и сучьев настланы, а к полудню и пятнадцати верст не проехали. И лошади из сил совсем выбились, и люди, возы вытаскивая, измаялись. Велел Константин Иваныч, не распрягая, лошадей из торб кормить, а людям обедать. Выбрали полянку посуше и станом стали.
Княжич Иван слышал сквозь сон, как обоз остановился, как затихли крики и понуканья, перестали скрипеть колеса. Сразу прекратились толчки, и стало вдруг тихо, и хотя люди говорили громко, звякали ведрами, а где-то рубили топором дерево для костров, в лесу все это было как-то отдельно и не мешало лесной тишине. Слышно вот даже, как птичка где-то тихонько посвистывает: тюр-люр-лю, тюр-люр-лю!
Иван с трудом открыл сонные глаза и в окно колымаги увидел меж лохматых лап желтых сосен и темных елей знойное синее небо. У самых вершин деревьев, то прячась, то выглядывая из-за ветвей, пробегали черноглазые рыжие белочки с пушистыми хвостами. Иван хотел разглядеть их получше, но непослушные веки снова крепко сомкнулись, словно склеились.
— Иванушка, поешь курничка, — словно из-под одеяла, услышал он невнятный голос Ульянушки и сразу заснул, будто ко дну пошел.
Разбудили его толчки колымаги на бревнах, когда обоз опять переезжал гать.
— Проснулся, княжич? — окликнул его Васюк, сидевший с ним в колымаге. — Сие, друг, тобе не тележник. На такой дороге не токмо живой, а и мертвый пробудится.
Он вдруг дернулся от неожиданного толчка и поспешно выскочил из остановившейся колымаги на дорогу.
— Ах ты, леший тя задери! — ворчал он, подпирая плечом передок колымаги и помогая вознице вытаскивать колесо, завязшее между бревен.
Сев опять на свое место в колымаге, он подвинул к княжичу мелко сплетенный короб и ласково сказал:
— С испугу-то да устали сколь время ты проспал! Мы и лошадей накормили и сами все пообедали, да и выспались. Возьми вот в коробе-то, там тобе мамка Ульяна и курника, и колобков, и баранины с хлебом, да и сулею с медовым квасом принесла…
Иван быстро поднялся, сел, скрестив ноги калачиком, по-татарски, и набросился на еду. Выглянув в окно своей колымаги, он увидел у самой конной стражи колымагу княгинь, в которой ехал Юрий с Ульянушкой и Дуняхой. Позади же его колымаги по-прежнему ехал перед боярским поездом Константин Иваныч с семейством.
Данилка, привстав на колени, выглянул из-за лошади и, увидев Ивана, слегка свистнул и подмигнул ему. Потом мигом соскочил со своей телеги и зашагал рядом с колымагой Ивана.
— Боярские холопы сказывают, — говорил он, торопясь и волнуясь, — малиннику тут страсть! Кругом малина, по всей дороге!
— Верно, верно, Иванушка, — подтвердил Васюк, — кустами пройдешь, бают, и рубаху и порты ягодой очервленишь.