Воины исповедовались и причащались. Царь провел ночь в беседах с духовным отцом протопопом Андреем[32]. Тем временем городские рвы заполнялись вязанками хвороста, пушкари мешали восстановительной работе казанцев, сокрушая остатки стен.
Иван Васильевич ночью молился в одиночестве. А потом велел отслужить литургию.
От позиций князя Воротынского итальянцы вели новый подкоп под наспех сооруженные укрепления казанцев. Михаил Иванович приказал закатить туда 48 бочек с порохом. Второй подкоп вели к Ногайским воротам.
Когда царское моление на литургии подходило к концу, в предрассветный час два ужасающей силы взрыва подняли на воздух укрепления казанцев. Дьякон читал в это время Евангелие, произнося последние слова: «И будет одно стадо и один пастырь».
Заиграли военные трубы. Русский стан ожил, громадные массы людей задвигались, строясь в боевые порядки. И полки пошли на штурм. Справа и слева от царя колыхалось море войска. Впереди зияли громадные бреши, через которые вливалась в город Казань царская пехота.
Даже когда царские полки ворвались в город, сражение продолжалось с переменным успехом. Радость победы омрачалась тягой к грабежу и мародерству, охватившей штурмовые отряды. Немногие продолжали честно биться, прочие же бросили своих товарищей и занялись поисками ценной добычи. Как тогда говорили о подобных мерзавцах, «пали на сокровища»…
Казанцы вскоре опомнились, и сражение закипело с новой силой. Особенно тяжелый бой шел у Муралиевых ворот. Там русскую атаку возглавляли два искусных военачальника — братья Микулинские. Один из них, Дмитрий, был убит пушечным выстрелом. Другой, Семен, ранее бравший черемисские городки, получил множество ран, но выжил. Русская лава постепенно заполняла город. Ей повсеместно пытались преградить дорогу. Страшный копейный бой перегородил улицы от стены до стены. В этой давке даже мертвецы, нанизанные на копья, продолжали стоять. Никто не хотел уступать ни шагу. Оставляя улицы, казанцы запирались в домах и бились с теми, кто пытался туда проникнуть.
Увидев упорство татар, трусы и мародеры оставили храбрых бойцов на произвол судьбы и обратились в бегство. Толпы негодяев, выбегая из города, в ужасе орали: «Секут! Секут!» Царь, глядя на бегство своих ратников, заколебался. Не сгинет ли армия в боях за каждый переулок, за каждый дом? Не уготовил ли ему этот день поражение вместо победы, срам вместо славы? Да и удастся ли выжить в обстановке всеобщего бегства?
Именно тогда воеводы подвели его на коне к стенам города. Именно тогда русский царь рисковал жизнью, воодушевляя своим видом оробевшее войско. И кое-кто из беглецов, увидев своего государя, укрепился сердцем и вернулся к битве.
Наконец русские воеводы в Казани получили из государева полка значительное подкрепление. Его прибытие решило исход схватки.
Но еще пылал очаг сопротивления у ханского дворца и мечети Кул-Шариф. Здесь храбрейшие из татар дали последний бой. Разразилась злая сеча. Наконец, сюда подоспел Воротынский со своими отрядами. Помолившись Богу о помощи, он напал на казанцев. Перед ним стояли бойцы в дорогих доспехах — князья, мурзы, сильнейшие богатыри, слуги казанского хана. Рубка здесь была особенно страшной и упорной. Кровь текла, как вода после дождя.
Автор воинской повести «Казанская история» так рассказывает о гибели последних защитников города: «Безжалостно настигали русские воины казанцев своими мечами и рассекали их секирами, и копьями и сулицами протыкали их насквозь, и нещадно резали их, словно свиней… И вбежали казанцы… на царский двор и в царские палаты и бились с русскими камнями и дубинками, и обшивочными досками, шатаясь, словно в темноте, сами себя убивая и не давая живыми схватить себя. И вскоре побеждены были казанцы — словно трава посечены».
Сдался хан Едигер, правитель Казани. Небольшая группа воинов попыталась пробиться из города, но была отброшена ударами с флангов — лишь немногие смельчаки сумели ускользнуть.
Казанская пахота закончилась, последняя борозда была завершена…
К Ивану Васильевичу от князя Воротынского прибыл гонец с сообщением: дело сделано, город пал.
И только тогда Иван IV во главе победоносных полков, под православными хоругвями торжественно въехал в поверженную Казань. Его ожидало ужасающее зрелище. Горы трупов лежали повсюду. Тела русских ратников мешались с телами казанских бойцов.
Государь велел подсчитать потери обеих сторон. Рязанский воевода Назар Глебов объехал город и доложил: «Побито более ста девяноста тысяч казанцев, детей и взрослых, старых и молодых, мужчин и женщин, и все это — не считая пленных, тех же число еще больше». Царь же покачал головою и сказал: «Воистину эти люди, дерзкие и неразумные, стойкими были и мужественными и умерли свободными, не покорившись моей воле».
Эта цифра — 190 тысяч — кочует из книги в книгу, однако специалисты сомневаются в ее достоверности, считая сильно завышенной. Русских же воинов, убитых казанцами во время всех приступов и в стычках во время вылазок, насчитали 15 тысяч 355 человек.
Не напрасно пролилось столько крови в борьбе за Казань. В самом городе и его окрестностях было освобождено великое множество русских пленников, страдавших в рабстве. России больше не угрожали набеги с востока. Страшная опасность навсегда исчезла, уступив место блистательной перспективе: за владениями казанских ханов открывался простор, который привел русских землепроходцев на Урал и в Сибирь. А сама Казань за полстолетия превратилась в одну из евразийских столиц православия. Здесь появились монастыри, во множестве выросли храмы, работала типография — одна из первых в России! Началась долгая эпоха, когда русские и татары учились мирно сосуществовать на одной земле.
Иван Васильевич прошел тяжелое испытание и узнал вкус победы. Казанские походы надолго закалили волю царя. Кроме того, Иван IV обрел тот бесценный опыт, которого ему так не хватало. В ходе последнего противоборства с казанцами он получил представление о самых разных типах боевых операций. Государь ничего не забыл из казанских уроков, полученных дорогой ценой. Более поздние военные кампании проходили в совершенно иных условиях, там царь явно не был лишь номинальным предводителем войска. Воеводы подчинялись ему в полной мере, и у него хватало возможностей применить полученный опыт на деле.
В Казани остался большой русский гарнизон. Война длилась еще треть века, то обостряясь, то затухая. Московским воеводам пришлось неоднократно подавлять восстания местного населения. По-настоящему огонь мятежа будет погашен здесь лишь в середине 1580-х годах, при царе Федоре Ивановиче. Но со взятием Казани все бунты, какие здесь еще произойдут на протяжении десятилетий, русское воинство уже обрекло на поражение.
Не надеясь на одну вооруженную силу, московское правительство прибегло к испытанному средству. Русские принялись усердно строить крепости, ставить туда гарнизоны, сооружать храмы, учреждать монастыри, выводить на новую землю собственное население. Крепости разрастались в городки, городки — в города, а те становились мощной опорой Московского государства на территории завоеванной страны. Только таким способом удалось утвердить здесь власть российских государей.
В 1555 году родилась православная Казанская архиепископия. Казанская земля превратилась в духовную пашню, которую отныне православные миссионеры должны были распахать и засеять словом Христовой веры. Здесь каждому священнику следовало прилагать все силы для обращения покоренного населения в христианство. Но любой решительный шаг мог завершиться смертью, пожаром, гибелью близких… да чем угодно. Миссионеру тех лет требовались недюжинная твердость, редкая отвага и беззаветное упование на Бога. Он не мог позволить себе уныние. Выжить в столь суровых условиях и выполнять свой долг как надо мог лишь тот, кого ни одно несчастье не лишило бы веры и надежды. Православный священник в Казани времен Ивана Грозного — человек, живущий в условиях постоянной тревоги, но все же делающий свое дело.