Если нарисовать карту опричного «удела», то прежде всего придется полностью заштриховать почти все северные области страны. Затем окажется заштрихованной вся северная часть старинного Владимиро-Суздальского княжества, каким оно было в XIII столетии. Если все остальное представить себе в виде мишени, а Москву поместить в «яблочке», то набор опричных владений будет напоминать след от выстрела крупной дробью в самый центр мишени.
С северными землями все более или менее понятно. Естественно стремление Ивана Васильевича пользоваться доходами от таможенных пошлин, промыслов, а также контролировать важный торговый маршрут из Европы в Россию вокруг Скандинавского и Кольского полуострова — он был в середине 50-х годов XVI столетия открыт для европейского мореплавания. Север был для опричнины неисчерпаемой денежной бочкой.
Другое дело — центр, те самые черниговские, козельские, тверские и ростово-суздальские земли, которые выше были названы «золотым фондом русской пашни». Обладание ими позволяло решить иную, не менее важную задачу: дать опричному воинству богатые поместья, то есть подобающее материальное обеспечение.
Опричнина явно не была нацелена на создание «дружины» царских «телохранителей». Для решения этих задач вполне хватало нескольких сотен бойцов, охранявших царскую семью в Опричном дворце. Не будь опричнины, с подобными задачами справилась бы тысяча стрельцов с незначительным количеством дворян на офицерских должностях. На худой конец, такого рода гвардией могла бы стать команда иностранных наемников. При дворах европейских монархов нередко караул несла стража, набранная из иностранцев, например шотландцев и швейцарцев. По крайней мере, в последние годы жизни Иван IV сделал то же самое: в его распоряжении был отряд из 1200 иностранных солдат (в том числе тех же шотландцев) с Джимми Лингетом во главе. Упоминаются служилые «немцы» и в русских разрядах 1570-х годов.
Для одной только охраны царя опричнина — избыточна.
Таким образом, цели опричнины были явно шире, чем сбережение царя от заговоров и покушений. Прежде всего, речь шла о создании особой армии — наилучшим образом укомплектованной, вооруженной, легко управляемой, с командными кадрами, всецело преданными царю. Помимо богатых земель и новых возможностей для карьеры опричники получили обширные судебные привилегии. Один немец-опричник сохранил знаменитую фразу Ивана IV, отправленную в органы судопроизводства: «Судите праведно, наши виноваты не были бы!» По сравнению с земскими опричники имели огромное преимущество во всякого рода расследованиях и тяжбах.
Итак, в 1565-м — начале 1566 года царь мог торжествовать победу. Он получил под свой контроль мощный военно-политический ресурс, абсолютно не зависимый от княжат. Монарх обеспечил этот ресурс материально и дал ему юридическую неприкосновенность. Он вырастил небольшую армию, которую в перспективе планировалось увеличить. В 1565 году опричнина могла выставить в поле лишь два небольших отряда. В 1567–1568 годах опричный полевой корпус состоял уже из трех полков. А весной — летом 1569 года он вырос до пяти полков.
Но опричная реформа имела оборотную сторону. Землю невозможно «нарезать» или, как говаривали в старину, «поверстать» просто так. Центр Московского государства был давно заселен, все пахотные земли — поделены. Обеспечение же столь значительного количества служилых людей требовало масштабных перемен в землевладении. Приходилось отбирать земельные наделы у прежних владельцев, чтобы отдать их опричникам. Именно это и происходило в массовом порядке: вотчины и поместья стремительно меняли хозяев. Сгоняли с вотчин и поместий как аристократов, служивших по княжеским спискам и связанных издревле с Владимиро-Суздальской землей, так и малозаметных служильцев, далеко не дотягивавших до аристократического уровня. Тех, кто лишался имений, отправляли жить в Казанскую землю, не дав адекватного возмещения; кроме того, русские крестьяне только начали осваивать пространство «Казанского юрта», рабочих рук элементарно не хватало, и это сказывалось на положении бывших богатых или хотя бы зажиточных землевладельцев самым разорительным образом. Недавно завоеванная Казанская земля еще пылала бунтами; откуда же там было сыскать пахотную силу для той скудной землицы, которой наделили ссыльных? Даже получив новые имения, они не имели возможности воспользоваться доходами с них. Казанских ссыльных довольно быстро вернули на территорию коренных русских уездов. Государь все-таки нуждался в их военно-административных услугах и не собирался сводить под корень старинные роды. Впоследствии некоторые из них при жизни Ивана Васильевича получили назад свои владения или обрели новые взамен прежних. Но на первое время прежних землевладельцев «убрали» с тех мест, где должны были устроиться опричники, чтобы старые владельцы не мешали обустройству новых помещиков, чтобы, не дай бог, не делали попыток оказать сопротивление.
Так тысячи и тысячи дворян в 1565 году отправились в дальние края, от греха подальше, — не только охранять казанскую окраину от восстаний, но и просто «пересидеть» то время, когда новые владельцы их старых имений как следует усядутся на местах. Уже в 1566 году большинство вернулись обратно в центр. В безрадостном, надо полагать, настроении…
Земельная политика опричнины разорила многих служилых людей, сделала их бедняками, оторвала от родовых корней, связанных с вотчинами, и забросила на край земли. По сравнению с прошлым житьем они воспринимали новое как сущее бедствие. А судебные привилегии опричников выглядели как попрание справедливости. Эти два инструмента опричной реформы задели интересы очень многих. Недовольство нескольких десятков знатных и богатых семейств опасно. Но недовольство тысяч служилых людей опаснее во сто крат! Ведь каждый из них — профессиональный воин. Каждый вооружен. Многие способны вывести в поле «боевых холопов». Это — сила. И не дай бог всерьез задеть ее.
Вскоре после введения опричнины в дворянской среде началось злое брожение. Опричнину не любили. В опричниках видели источник опасности и платили им ненавистью. Росла всеобщая вражда. Страна стояла на пороге заговора и переворота.
Как уже говорилось, при начале опричнины Иван IV выговорил себе у Церкви и Боярской думы право, ни с кем не согласуя, «на изменников, которые измены ему государю делали и в чем-то ему, государю, были непослушны, опалы свои класть, а иных казнить и забирать их имущество». Однако первое время казней было немного. Иван Васильевич приказал казнить нескольких видных аристократов, которых считал своими врагами, предателями. После этого царская кара очень долго не обрушивалась ни на чьи головы.
Начало опричнины вышло относительно мирным. И целых три года не лилось большой крови.
Лишь с конца 1567 года в рамках опричнины начинается долгий и страшный государственный террор. В ту пору за день могли публично казнить до ста человек, а то и больше.
Изначально опричнина задумывалась как реформа, а не как пыточный застенок. Почему же она переродилась? По каким причинам все-таки начались массовые казни?
Видимо, террор стал инструментом борьбы с недовольством опричными порядками, постепенно усиливавшимся в русском социуме.
Летом 1566 года государь Иван Васильевич созвал Земский собор, решавший судьбу Ливонской войны. Царь желал продолжить ее и довести до победного конца. Война длилась уже много лет, стоила дорого и в финансовом, и в человеческом смысле, высшей служилой аристократии она не давала никаких выгод, одно лишь беспокойство. Но дворянство рассчитывало получить поместья на богатых, хорошо освоенных землях Прибалтики, да и государь ждал приращения новых территорий. В сущности, несмотря на поражение 1564 года, враг не сумел добиться решающего перевеса. Полоцк, Нарва, Юрьев-Ливонский, многие другие города и крепости оставались под контролем русских войск. Дальнейшая борьба могла обернуться как угодно.