Царь, еще недавно чувствовавший себя на пороге величайшей победы, пребывавший в покое относительно верности своих подданных, вдруг увидел: нет ничего твердого под ногами! Земля опять колеблется! Ему самому и его семье грозят неведомые опасности. Иван Васильевич подвержен был скорым перепадам чувств. Он сам признавался в том, что несколько раз испытывал сильнейший страх за свою жизнь: например, во время московского бунта 1547 года или, скажем, пять лет спустя под Казанью. Иной раз он проявлял и недюжинную храбрость, бывал под неприятельским обстрелом, совершал походы вглубь вражеской территории… Но всякий раз его поведение оказывалось результатом эмоций — взрывных, мощных, плохо сдерживаемых. Что могло случиться на исходе 1567-го? Очередной эмоциональный взрыв, достаточно сильный, чтобы до основания потрясти душу государя и помрачить ее, вызвал наплыв страстей. Неотвязный страх вызвал не менее ужасный гнев. А гнев явился причиной неистовой жестокости.
«Дело Фёдорова» имело страшные последствия. Кровавый вихрь закружился над Россией и не стихал в течение нескольких месяцев. Жизни человеческие переламывались словно спелые колосья под ударом косы. Доселе опричнина цвела, теперь вызрел плод; по вкусу его узнавалось многое.
Сам царь со свитой и отдельные команды опричников разъезжали по многочисленным владениям Ивана Петровича едва ли не год и всюду устраивали казни, пожары, разорение. Погибли сотни людей, виновных лишь в том, что они состояли на службе у Фёдорова. Только по документированным данным, число жертв составило примерно 400 человек. В связи с «делом Фёдорова» в Москве и «по городом» опричники уничтожили немало высокородных аристократов, в том числе опытного воеводу князя Федора Ивановича Троекурова и боярина князя Андрея Ивановича Катырёва-Ростовского, нескольких представителей боярского рода Шеиных, Колычёвых и Лыковых. Пострадала верхушка приказного аппарата земщины: полетели головы дьяков и казначеев… Тогда же погиб выдающийся военный инженер Иван Григорьевич Выродков.
Репрессии, которыми завершилось расследование «дела Фёдорова», превратили опричнину в аппарат грандиозной террористической деятельности.
«Дел», подобных фёдоровскому, известно несколько. В 1569 году подвергся аресту и был отравлен князь Владимир Андреевич Старицкий. Слишком уж часто недовольные связывали перспективу смены государя с его именем… Вместе с ним погибли от яда его жена и дочь. Умертвили также слуг князя.
Историки не находят убедительных свидетельств существования реального заговора Старицких. Однако сам Иван IV проявлял в посланиях к Курбскому полную уверенность в его наличии. Царь гневно вопрошал Курбского: «А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его через войну и кровопролитие? По Божьему изволению с рождения был я предназначен к царству: и уже не вспомню, как меня отец благословил на государство; на царском престоле и вырос. А князю Владимиру с какой стати следовало быть государем? Он сын четвертого удельного князя. Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости?»
В другом месте Иван Васильевич проявляет еще более категоричности, придавая действиям знати, которая, как он полагает, двигала к царскому престолу князя Старицкого, масштаб темных ветхозаветных деяний. По его словам, «так же как однажды в Израиле заговорщики, изменнически и тайно сговорившись с Авимелехом, сыном Гедеона от любовницы, то есть от наложницы, перебили в один день семьдесят сыновей Гедеона, родившихся от его законных жен, и посадили на престол Авимелеха, вы, по собачьему своему изменническому обыкновению, хотели истребить законных царей, достойных царства, и посадить на престол хоть и не сына наложницы, но дальнего царского родственника».
Была ли расправа со Старицкими результатом мнительности Ивана Васильевича и темной работы наушников или же все-таки часть знати оказалась втянутой в неподдельную интригу, направленную к восшествию на престол удельного князя, определить невозможно.
В том же 1569 году действительный изменник Тимофей Тетерин, связанный с главным врагом и публицистическим оппонентом Ивана IV князем А. М. Курбским, помог литовцам взять Изборск. Крепость быстро отбили, однако на гарнизонных приказных людей пало подозрение в измене. В результате их обезглавили.
При любых обстоятельствах размах казней превзошел все мыслимые границы государственной карательной практики. Убийства аристократов сопровождались ликвидацией их родни и слуг, издевательствами над женщинами, грабежом, ничем не оправданным насилием, злоупотреблениями опричников-администраторов, неправедным судом. Христианские заповеди были забыты, милосердие пало, низменные страсти руководили государственными людьми в их деятельности.
Святитель Филипп, глава Русской церкви, видя такое кровопролитие, возвысил голос против опричнины.
Житие митрополита Филиппа рассказывает о том, как он пытался уговорить царя отказаться от опричнины: «…нача молити, дабы государь престал от такого неугодного начинания Богу и всему православному християнству. И воспомяну ему Евангельское слово: «Атце царство на ся разделится — запустеет». И ина многа глагола со многими слезами…» Не добившись своего, митрополит позднее обличил воинство опричников публично: «Мы убо, царю, приносим жертву Господеви чисту и бескровну в мирское спасение, а за олтарем неповинно кровь лиется християнская и напрасно умирают!» Он прилюдно отказал царю в благословении, призывая Ивана Васильевича прежде простить «согрешающих» ему.
Открытое антиопричное выступление святителя Филиппа относится к периоду, когда массовый террор уже был инициирован «расследованием» по «делу» И. П. Фёдорова. Митрополита возмущало, помимо всего прочего, одеяние опричников: «черные ризы», высокие «халдейские» шлыки на головах, «тафии»[67], не снятые во время крестного хода. Его замечания на сей счет вызывали царский гнев.
Царь настоял на свершении суда над митрополитом. Суд производился со значительными нарушениями церковных традиций, канонов и доброй нравственности. Особая «следственная комиссия» работала на Соловках, где Филипп до восшествия на митрополичью кафедру был игуменом; следователи всеми доступными способами — то посулами, то открытым насилием — добывали показания против него. В результате доказательная база обвинения, выдвинутого против митрополита, оказалась основанной на клевете и лжесвидетельствах… Филиппа тем не менее осудили.
Архиерейские одежды были насильно сорваны с него прямо в храме, во время богослужения, и заменены на рваную рясу. Над владыкой открыто глумились. Оказавшись под арестом, Филипп содержался в тяжелых условиях, его сознательно унижали. Некоторые мужественные иерархи противились суду, а когда, под давлением Ивана Васильевича, бывшего митрополита все-таки признали виновным в «порочной жизни», царю не позволили сжечь его. Смертную казнь пришлось заменить ссылкой в тверской Отроч монастырь. Это произошло в ноябре 1568 года.
А в декабре 1569 года инока Филиппа умертвил там опричник Малюта Скуратов. Неизвестно, получил ли он на то особый царский приказ или же совершил акт самовольной расправы. В любом случае он не понес никакого наказания. Более того, в скором времени Малюта удостоился высокого поста «дворового воеводы».
В следующем году по царскому приказу лишились жизни святой Корнилий, архимандрит Псково-Печерский, Митрофан, архимандрит Печерского Вознесенского монастыря в Нижнем Новгороде, а также Исаак Сумин, архимандрит Солотчинского монастыря на Рязанщине. Они упомянуты в официальных синодиках опальных. Синодики содержат также немало имен «старцев», «иноков», архиерейских приближенных и служилых людей. Некоторые лица духовного звания, вплоть до архиереев, умученные по велению царя, не вошли в синодики, но их гибель подтверждается иными источниками.
Духовный подвиг святого Филиппа показал, что в Церкви того времени были люди, способные пойти на страдание ради веры и любви к Христу.
67
Тафья — головной убор, заимствованный у татар. Церковь осудила его ношение задолго до митрополичьего служения святого Филиппа.