Опору в воздухе искал
И из седла как куль свалился.
Ивашка в поле поскакал.
За ним опричник; саблю вскинул,
Полосонул два раза в спину.
И камнем мёртвым на скаку
Иван упал с коня в траву.
Брат старший это не увидел -
На саблях бился со вторым;
Звон, искры, знал Андрей, не выйдет
Теперь уже уйти живым.
Его умело окружили,
Копьём снесли в траву с седла,
Одним ударом порешили
Как царь недавно кабана.
Подъехал царь румян и весел.
А Ярцев тыкал в деревца,
Распоряжался как повесить
На издыханье наглеца.
"Что скажешь Богу в оправданье? -
Спросил Иван, - давай, галди!"
Но тот стонал лишь от страданий
С открытой раной не груди.
Андрей привстал, и кровь плеснула
На подорожника листы,
В ресницах будто бы блеснула
Душа, искала высоты.
Нашла душа её без тела
С холодным ветром в унисон.
Нашла, и в небо отлетела
Легко, как праведника сон.
Псарь тронул мёртвого ногою:
"Забили ловко, как тельца".
Устало царь махнул рукою:
"Таким смутьянам нет конца!"
С холма царь быстро вниз помчался,
От скачи толком не остыл,
Ему Скуратов повстречался
И наскоку проговорил:
"Спешу к тебе, несу я вести,
Всё Висковатый нам раскрыл,
Как с Пименом владыкой вместе
С Литвой он в заговор вступил.
И с ними множество народа
Пятин, земель и хуторов.
Желают там к Литве отхода
Всех новгородских городов!"
"Я так и думал!" - царь запнулся.
Тут кабана уж свежевал
Угрюмый псарь, кряхтел и гнулся,
Куски кровавым псам бросал.
Летели внутренностей клочья.
Собаки грызлись за куски;
Из своры стали стаей волчьей,
Полны отчаянной тоски.
"Псов разними!" - ему царь крикнул.
Псарь шапкой принялся мотать:
"Уж поздно, батюшка, проникнул
Коль в мясо зуб - не оторвать.
Зачем? Пусть будут позлобнее".
"Раз дал кусок, не отбери?
Гляжу, тут все царя мудрее,
Кухарки, служки и псари!" -
Царь посмотрел назад на древо
И двух повешенных на нём.
Ему почудилось, что дева
Стоит у дерева с копьём,
И целит огненное жало
В его бушующую грудь.
Ему вдруг душно, жарко стало,
Нельзя не охнуть, ни вдохнуть.
Стоял над бездной задыхаясь,
А в небе ангел или чёрт
Летал, кричал круги сужая:
"Ты здесь ещё, ты здесь ещё"...
Пришёл в себя Иван не скоро.
Сказал Скуратову: "Пора.
Вернемся выпытать у вора
Секрет владыкина двора!"
Они по роще поскакали
Вздымая жёлтые листы,
С трудом их прочие догнали
В тенях вечерней темноты...
...Железом и палёным мясом
Здесь пахло много дней подряд.
Опричным истовым приказом
Здесь каты скорый суд творят.
В тряпье кровавом волочили
По камням стёртым и немым
Живых, а мертвых, не спешили
Отдать стенающим родным.
Тела нагие при воротах
Бросали кучей во дворе.
И мёртвых жрали псы до рвоты
И ночью, и при светлом дне.
Не похороненный церковно
Не мог на небо возместись,
И эта было, безусловно,
Страшнее чем в мученьях жить.
Царь, полный тягостных сомнений,
Склонясь, шагнул через порог
Услужливо раскрытой двери,
Ведущей в пыточный острог.
Спустился крупною ступенью,
Сочилась из камней вода,
И не одновременно с тенью
Ступил на пол у очага.
Под низким сводом ждал Басманов,
Борятинский, Басманов-сын,
Князь Вяземский и Поливанов,
Князь Тёмкин, Зайцев рядом с ним.
В одних рубахах восседали
От пота мокрые, как в дождь,
И от того, что обсуждали,
Их зло и нервно била дрожь.
В огне трескучем прут железный
Нагретый розовый лежал.
Вися на дыбе, ртом отверстым,
О чём-то узник умолял;
Весь обожженый и бессильный.
В нём Висковатого узнал,
Всмотревшись царь, не без усилья.
Сквозь зубы катам он сказал:
"Вы что, убить его решили
Без разрешения царя?
Допрос пусть даже завершили,
Жизнь или смерть - решаю я!
Снимайте с дыбы, только ловко!"
Из-за Ивановой спины
Скуратов бросился к верёвкам,
Распутал хитрые узлы.
Сняв гирю с ног уж почерневших,
Он тело на пол положил
И всем суставам захрустевшим
Тем самым место возвратил.
Басманов кадку опрокинул -
Вода на тело пролилась.
Кафтан на Зайцева царь скинул.
Кровь смыли, копоть, рвоту, грязь.
Теперь во мраке стало видно
Всем Висковатого лицо.
Поднять хотели, но завыл он,
Хотя держался молодцом.
"Что, познакомился ты с дыбой? -
Спросил царь хмуро встав над ним;
На берег выброшенной рыбой
Лежал дьяк, - ну, поговорим?
Иван Михайлов Висковатый,
Сиречь "вихрастый", как же так,
В измене страшной виноватым
Ты оказался как вожак?
Чем царь повинен пред тобою?
Не так я правил или жил?
Зачём же Новгород с землёю
Ты Сигизмунду предложил?
Сошёлся с Пименом прегнусным,
Дела творил презлые с ним,
Лжецом, предателем искусным,
Прикрытым именем святым.
Был ты лишь отроком безродным,
Годов назад так тридцать пять;
Когда был бунт, убит был злобно
Мой дядя - память не унять.
Все жертвы были мной пригреты;
Ты был в посольские введён
За службу и во все секреты
Тебе стал доступ разрешён.
Служил как пёс, и стал печатник,
Дьяк думный, дал тебе Приказ,
Удел дал, в Данию посланник.
Любой за это жизнь отдаст.
Любой продал бы руки-ноги.
Когда я при смерти лежал,
Ты мне тогда в числе немногих,
Крест для присяги целовал.
Потом уж старые бояре
Клялись служить моим сынам.
Какой тебя подвергнуть каре
И не придумаю я сам.
Любил тебя, и вот оплата.
Скажи, предатель, кто твой бог?
Не чаял я тебя как гада
Топтать подошвами сапог!" -
Царь пнул лежащего, подумал,
Ударил плетью что есть сил.
В лицо пытаемого плюнул.
Малюта далее спросил:
"Ты стал совсем уж бесполезный?" -
Тут Поливанов проревел,
Он взял из углей прут железный
И ткнуть им дьяка захотел.
Рот Висковатого открылся
И голос с той уж стороны
Взлетел и с дымом закрутился,
И все услышали: "Воды"...
Ковш поднесли и он напился,
И стал сипеть: "Тебе решать,
С чего я круто изменился
Решил все клятвы я предать.
Всю жизнь свою, любовь и силу
В борьбу за отчину вложил,
Служил тебе не за наживу,
Но только плаху заслужил.
Мой брат Третьяк тобой зарублен
Как скот на людях топором.
А прежде чем он был загублен,
Ты деньги выпытал огнём.
Ты над красавицей невестой
Его глумления творил,
Средь бела дня при всех бесчестил,
А после в речке утопил.