Выбрать главу

В наступлении саперы плечом к плечу о пехотой, а чаще всего впереди пехоты. Потому что проходы в проволочных заграждениях и минных полях они делают. И вражеский дзот сковырнуть, если он огнем поливает, ходу пехоте не дает, тоже наша, саперная, забота.

А при отходе (и такое на войне случается) саперы последними идут. Мосты за собой подрывают, дороги минируют, завалы устраивают…

Иной раз вроде бы и затишье на боевом участке, а нашему брату, саперу, все равно работы невпроворот. На скуку не жаловались — всегда неуправка. На ходу обедали, стоя спали. И блиндажи мы строили, и мосты наводили. А то НП — наблюдательные пункты оборудовали, маскировали, дороги в порядок приводили… Да разве перечислишь все, чем сапер на войне занимается?

Эмблема у нас незатейливая: кирка-мотыга накрест с лопатой. А действовать приходится разным шанцевым инструментом. Если не топор и пила, то лом, лопата или миноискатель в руках. Потому и ладони что твой дуб. Твердые, жесткие…

Или взять, к примеру, мины. Есть ли что опасней, чем вражеские мины обезвреживать или свои ставить? Смерть и в лицо смотрит, и за спиной ходит.

А сколько бывало, что во время работы под пулеметный огонь либо под артобстрел угодишь… Но все равно дело свое делай. Всех обстрелов не переждешь и прятаться от пуль некогда.

Мины… Сколько их осталось позади!

Действует мина мгновенно и доли секунды на обдумывание не оставляет. От нее не убежишь и на дерево не заберешься. Поэтому правильно и справедливо говорят, что сапер ошибается только один раз. Второй раз ошибиться не дано. Промашку допустил, и нету тебя…

Но если уж снял ты, допустим, сотню мин, то, считай, сотне человек жизнь сохранил. Вот что такое саперная наша работа!

Немцы очень даже хорошо знали, что из-за мин никакого разворота войскам нету, и на мины не скупились. При отступлении так густо дороги, дома, землянки ими начиняли, что поди потом разберись… Много всевозможных «подарков» оставляли. Мины противотанковые, противопехотные, противотранспортные. Натяжного действия, прыгающие… Упрятанные в земле и внаброс. Мины зимней установки — под цвет снега. Летней установки — зеленые. Металлические, деревянные. Даже со стеклянными корпусами противопехотные встречались.

Смотришь, бугорок как бугорок, вроде бы крот вырыл. А то и вовсе ничего не заметно. Дерном, травой замаскировано. Притаилась мина, жертву подстерегает. И каждая какую-то хитрость в себе таит. Разгадать эту хитрость трудно, но обязательно надо.

Допустим, натяжного действия. Если чуть провисает проволочка — смело перекусывай ее кусачками, вытаскивай взрыватель… Но когда проволочка туго натянута — берегись, сапер! Тут не натяжного, а, наоборот, ударно-спускного действия. Присмотрись повнимательней и увидишь: предохранительной чеки нет и в помине. Ударник — стерженек, разбивающий капсюль, — проволочка удерживает. Стоит перерезать ее, тут же взрыв.

Умелому, знающему воину мины не страшны. На них тоже управа имеется. Поведешь рамкой миноискателя вправо, поведешь влево, шагнешь вперед, снова по сторонам поведешь… Выслушиваешь землю, как доктор больного. Вдруг слышишь: в наушниках тревожно зачастит — пи! пи! пи!

Проверишь, а то как раз и не мина, а осколок… Миноискатель на всякий металл сигнал подает. А вот деревянные мины не показывает. Тогда щуп выручает. Нехитрая штука, этот щуп, — обыкновенный тонкий стальной прут на длинной ручке, а ткнешь наискосок в грунт и сразу определяешь, есть там что или нет.

Как почувствуешь что-то твердое, неподатливое, все ясно: нашел то, что искал. Теперь щуп в сторону и начинаешь снимать маскировочный слой. Хоть ножом, хоть пальцами. Чем когда сподручнее. Работаешь осторожно, аккуратно, одним словом. Никакого панибратства мина не потерпит, торопливости не любит, авось да небось не прощает. Шутки с ней плохие…

Ко всему человек привыкает. Привыкает и к опасности. И страха никакого нет — обычная работа, как и все другие работы на войне.

И все же первую свою боевую мину я по сей день помню. Противотанковая она была — круглая как блюдо, с выпуклой темно-зеленой нажимной крышкой, где белой масляной краской написан номер — двадцать девять. Значит, мина уже где-то стояла, после этого успела побывать на складе, где маркировщик поставил порядковый номер, а затем вторично пошла в дело. Притаилась на взлетной полосе полевого аэродрома, которую мне поручили проверить.

«Ну все, кончилась твоя служба у фашистов», — подумал я и обвел рукой по окружности. Под днищем осторожно пошарил… А вдруг на неизвлекаемость поставлена. Но на этот раз ни бокового, ни донного взрывателя не было.