Этот крестьянин приехал в город накануне торгового дня, с двумя возами, нагруженными рожью и пшеницею, и привел с собою, на продажу, двух коров. Он остановился ночевать у Мовши. Хитрый жид, видя, что поселянин собирается ужинать с тремя своими товарищами натрезво, попотчевал его самою лучшею и самою крепкою водкой. Крестьянину чрезвычайно понравился этот напиток, и жид в другой раз попотчевал его даром. Когда в голове крестьянина зашумело, он велел подать себе кварту[5] этой водки за деньги. Жид только и ждал этого: он знал нрав своего гостя и его тороватость, а потому, лишь только крестьянин запил, он послал уведомить об этом других его товарищей и пригласил несколько записных городских пьяниц, которые умеют особенным образом вкрадываться в доверенность приезжих. По мере затмения рассудка своих гостей жид прибавлял воды в водку, и хотя собеседники это чувствовали и изъявляли свое неудовольствие грубою бранью, жид терпеливо сносил грубости и продолжал свою операцию до тех пор, пока большая часть из посетителей уснула на месте, а другие кое-как выползли на улицу. На другой день, когда крестьянин, мучимый головною болью, возвращался в комнату из-под навеса, где стояли его лошади и коровы, жид потребовал его к расчету за долги, накопившиеся в продолжение нескольких месяцев. Крестьянин усильно просил отложить расчет до другого времени; но жид, как искусный психолог, зная правило: in corpore sano mens sana, не соглашался на отсрочку и хотел воспользоваться затмением рассудка своего должника от винных паров, после вчерашней невоздержности, и его дурным расположением духа. Жид вынес свою долговую книгу, писанную по-еврейски, взял кусок мелу, посадил мужика за стол противу себя и, перевертывая листы в книге, начал расчет:
— Помнишь ли, — сказал жид, — как ты жил здесь трое суток с подводами, перед летним Николой?
— Как не помнить! — отвечал мужик.
— В первый день ты взял поутру полкварты водки: не правда ли?
— Правда.
— Ну, вот я запишу, — промолвил жид и провел на столе черточку мелом. — После, когда пришел твой зять, с Никитой, ты взял еще кварту, — и с сим словом жид провел две черточки. — В обед ты опять взял две кватерки, — жид опять провел две черточки, невзирая на разность меры. — После обеда… — но крестьянин, который беспрестанно почесывал голову и потирал лоб, прервал слова жида:
— Пане арендарю (так литовские мужики величают жидов), — мне, право, не в силу: вели дать водки, голова болит смертельно!
Жиду этого-то и надобно было:
— Гей, Сорка, Рифка! — воскликнул еврей. — Попотчуйте водкою господаря (так жиды взаимно величают крестьян, когда хотят их обмануть).
Крестьянин выпил огромный стакан, морщась и содрогаясь, и дело пошло другим порядком.
— После обеда, — продолжал жид, — ты взял полкварты.
— Взял.
Жид провел черточку:
— А когда вошел Иван, ты опять взял полкварты.
— Нет, не брал, а взял Иван, — отвечал мужик.
— Хорошо, ты не брал, — промолвил жид, а между тем провел снова черточку. — Вечером ты брал полкварты?
— Брал.
Жид провел черточку:
— А поутру брал?
— Нет, не брал, а взял Иван, — отвечал мужик.
— Не брал? — сказал жид и провел опять черту. — В обед, на другой день, ты брал полкварты.
— Нет, только кватерку, — отвечал мужик.
— Хорошо, пусть будет кватерка, — возразил жид и провел черточку, означающую меру полукварты, которая содержит в себе четыре кватерки. Таким образом продолжался расчет, во время которого дочери Мовши, Рифка и Сорка, беспрестанно потчевали мужика водкою, а жид ставил черты, когда крестьянин сознавался, что он брал в долг водку, и когда говорил, что не брал, не различая меры, когда она была меньше полукварты, и прибавляя черточки, когда мера была более. Наконец, когда у крестьянина закружилось в голове и в глазах потемнело, жид вынул из-за пазухи кусок мелу, с вырезкою, наподобие двух ножек, и этим двойным инструментом принялся ставить, вместо одной, по две черты одним разом. Когда стол был весь исписан, жид призвал в свидетели расчета нескольких соседей крестьянина и они, сосчитав черточки, превратили их в деньги: несчастный должен был отдать жиду лучшую свою корову и всю свою пшеницу, хотя в самом деле он едва был должен десятую часть того, что заплатил.
5
Польская мера. Гарнец имеет четыре кварты; кварта — две полукварты или четыре кватерки, то есть осьмушки.