- Фу, воздух чижолый! - поворотил нос в сторону Ларионов.
Хозяйка робко ответила:
- Привычные мы. - Она согнала ребятишек вниз, берёзовым веником смела с полатей мусор и тараканов, достала из угла чистую дерюгу, постлала.
- Ложитесь, гости дорогие, - пригласила она.
Бояре скинули шубы, шапки, кряхтя залезли на полати.
- Спаси Бог, - перекрестился Захарьин.
Ларионов недовольно пробубнил:
- Потащил ты меня, Василий, не мог тепла дождаться…
- Пока тепла дождёмся, Москва нас совсем под себя приберёт. Нынче самый раз во Пскове князя Ляксандра застать, а через него и с Литвой уговоримся.
Бояре помолчали. Захарьин начал дремать, когда Ларионов, в который раз за дорогу, спросил:
- Ты, Василий, наказал Безносову да Якушкину, чтоб без нас об Литве помалкивали?
- Наказывал, - сквозь сон пробормотал Захарьин. - Когда от Ляксандра воротимся, тогда и вече скликнем.
Хозяйка зажгла лучину, укрыла рядном спавших на земле детишек. Захарьин с присвистом захрапел, а Ларионов ещё долго ворочался с боку на бок. Боярин вспомнил домашние пуховые перины, ругнул неугомонного друга, прошептал:
- Чтоб тебе таракан в рот залез, - и толкнул его локтем.
Захарьин спросонья забубнил что-то, повернулся на другой бок. Вскоре и Ларионов угомонился.
Спали бояре недолго. Первым пробудился Ларионов. Со двора доносилось ржание лошадей, чужие голоса. Боярин толкнул Захарьина.
- Слышь, Василий, пробудись, кого там ещё принёс леший?
- А что? - Захарьин сел, спустив ноги вниз.
Хозяйка спала, уронив голову на стол. Тускло горела лучина. Дверь отворилась, и вместе с морозным паром в избу ввалились четверо дюжих дружинников. За их спиной стоял в высокой бобровой шапке боярин. Захарьин вгляделся и, узнав, испуганно ахнул:
- Плещеев!
Хозяйка пробудилась, вскочила.
- Молви, хозяйка, где у тя бояре ночуют? - спросил Плещеев и, переведя взгляд на полати, весело добавил:- А вот они и сами, сверчки запечные! А ну слазьте! - уже строго приказал он.
Бояре замешкались.
- А ну, Данилка, Лука, воздайте им честь! Поди, люди не простые, именитые!
Данилка с Лукой подошли к полатям, стащили бояр наземь.
- Ты что, боярин Плещеев, самоуправствуешь! - проскрипел Захарьин.
А Ларионов ринулся из рук дружинников, но, получив под бок, присмирел.
Плещеев насмешливо сказал:
- Как оно, верно, не рады встрече? А мы-то не чаяли, когда вас увидим. - Он поклонился, достав двумя пальцами пола. - Ну, здрав будь, боярин Захарьин, и ты, боярин Ларионов.
- Не корчи шута, Васька! - забрызгал слюной Захарьин. - Как смеешь ты нас хватать?
Красный от гнева, Ларионов пробасил:
- Вольны мы в своих делах, и ты нам, Васька, не указка! Захотим, во Псков подадимся, захотим, нынче в Новгород возвернёмся.
- Ну, в Новгород нам с вами не по пути, - покачал головой Плещеев. - Великий князь Иван Данилович переветчиков не жалует… Свяжите их! - приказал он дружинникам.
- Ты, Васька, в ответе будешь! - хрипел, сопротивляясь, Захарьин.
- Подожди, не всё Москве над нами верх держать! - кричал Ларионов.
Новгородских бояр связали и раздетых вытолкали во двор. Ночь была месячной, тихой. От мороза перехватывало дыхание. Тут же, во дворе, сбившись, стояли боярские возницы. Плещеев напустился на них:
- Чего уставились? Берите коней да скачите, откуда приехали, а ваших бояр мы во Псков повезём, к князю Александру! О том и в Новгороде скажите, пусть ведают, как люди князя Александра новгородских бояр чествуют!
Возницы испуганно бросились к лошадям, а когда конский топот затих, Плещеев, смеясь, проговорил:
- То-то напустят они страху на именитых новгородских людей. А как скажут, что это Александровы воины, пропадёт у новгородских бояр охота от Москвы отходить. А этих, - он кивнул на дрожащих от страха и холода Захарьина и Ларионова, - в лесу к деревьям привяжем и пусть замерзают либо волки едят. Вот и будет им Псков и Литва!
Спал Данилка в овине, зарывшись в сухое душистое сено. Угрелся и не заметил, как ночь прошла, а когда пробудился, солнце уже сквозь щели светит. Рядом Лука посапывает. Данилка потихоньку вылез, отряхнулся, вышел во двор. От мороза дух захватило. Подумал:
«Бояре, поди, уже замёрзли. - И, вспомнив, как кричал от страха Захарьин, когда их с Ларионовым связанных бросили в лесу, пожалел: - Всё же люди».
Посреди деревни, щурясь от слепящего солнца, стоял боярин Плещеев.
Завидев Данилку, позвал.
Данилка подошёл. Боярин оглядел его с ног до головы и только потом спросил:
- Что, воин, не сробеешь, коли пошлю тя во Псков к князю Александру?
- А чего робеть! - спокойно ответил Данилка.
- Во Пскове и живота положить можно.
- Так на то и воином зовусь!
- То так. Значит, скачи к князю Александру и передай изустно: великий князь Иван Данилович велит-де те, меньшому князю, смирить свою гордыню и идти с повинной. А не придёт с повинной, пойдём на рать и разорим Псков, как Тверь. Упомнил?
Данилка кивнул.
- А ещё скажи, что отныне Тверь признала себя ниже Москвы и князь Константин чтит великого князя Ивана Даниловича за отца.
Данилка подошёл к коню, засыпал овса.
- Ешь перед дорогой!
Конь покосился на хозяина, заржал.
- Уразумел? - Данилка похлопал его по крутой холке, направился в овин.
Лука ещё спал. Наклонившись, Данилка крикнул ему в самое ухо:
- Пробудись!
Лука ошалело вскочил, протёр глаза.
- К чему будил? Сон такой снился… - Лука причмокнул от удовольствия. - Снилось мне, будто ел я свинину, жаренную с чесноком.
- И как, наелся? - рассмеялся Данилка.
- Ты не дал. Закричал не ко времени.
- Слушай, Лука, - Данилка оборвал смех, сел на сено, - хочу просить тя.
- О чём?
- Посылает меня боярин во Псков к князю Александру.
- Самого либо с кем?
- Самого.
- До чем просить хочешь?
- Скажи Василиске, что я вернусь, - смущаясь, проговорил Данилка. - Непременно вернусь. Пусть ждёт…
Глава 3
С Чудского озера дуют на Псков ветры: зимой пронзительные, с весны влажные. Они ударяются о замшелые башни и крепостные стены, хозяйничают в посаде и городе. Ветры ворошат соломенные крыши рубленых изб, вращают тесовых петушков па боярских теремах. Зимой ветры скользят по льду Великой реки, в иную пору будоражат воду.
Стоит Псков на пути у рыцарей-крестоносцев на Русь, перекрыл дорогу и князьям литовским.
Псков - младший брат Новгорода, и коли грозила ему вражья сила, то поднимался на рать старший брат - люд новгородский. Так и устояли рыцарям да иным, кто шёл в эту землю.
День и ночь не сходят с Гремячей башни дозорные; день и ночь…
Бывший тверской воин Фёдор Васильев прильнул к стене, тоскливо смотрит вдаль. Отсюда, с высоты, видно лес, дорогу в Литву, село в стороне, но сколько ни гляди, а Твери не увидишь. А Фёдор всё смотрит, и перед глазами у него родной город.
Давно уже он во Пскове. С тех пор, как орда к Твери подступила. В тот день велел ему боярин Колыванов с десятком дружинников охранять княгиню в пути.
Из Новгорода повёз Васильев княгиню с детьми во Псков. Тут и приютили их. Не дали псковичи в обиду. А потом и князь Александр с дьяконом Дюдко приехал. И узнал Фёдор Васильев от дьякона горькую правду, как разграбили и сожгли татары Тверь. Никто того не видел, разве только ночь, как плакал Фёдор.
Ветер с присвистом завывал в островерхой башне Гремячей, нагонял тоску. Фёдор оторвался от бойницы, сказал другому дозорному:
- Пойду ужо!
- Цо нагляделся и цего узрел?- Пскович добродушно усмехнулся. - Всё глядишь да глядишь.