— Где же люди?
— Лоди? — старик поцарапал свою седую голову. — Скажи, князь, как им тут было жить: то ты с дружиной, то тверичи, то татары. Если ба это один раз. А то — он разочарованно махнул рукой и продолжил: — а все грабют. Сколь можноть терпеть-то? Подумай, князь, еслив ты и дальше будешь так жить, да он ещё, — дед показал на Ивана, — также будеть разбойничать, чего ждать? Дитёв-то кормить надоть. Смотри, как твой уплетает, за ушами трещит. Так вот, с кем останешься?
— Акуды они уходют? — спросил князь, глядя на старика.
— Дык куды? Слава богу! Землица ещё ести. К полякам бегут. У них, говорят, получши-то будить. На Дон....
— Куды, куды? — князь оторвался от еды.
— На Дон, говорю. Там, сказывают, воли-то поболе. Да и землица побогаче. Да твоих кровопивцев бояр нетуть. Власть-то одна должна быть.
— Однако ты смел, дед, — недовольно произнёс князь.
— А чево мне, князь, бояться? Я своё отжил. Смерти не боюсь. Хошь щас руби, хоть завтра поутру.
— Ладно, дед, — примирительно произнёс отец, — на Дону-то твоём татары.
— Дык где их нетуть? Но как-тоть справляются. Лес прикрывает. Да и храбрый народ там сбирается. Трус не пойдеть. Кишка слаба. Трус есть трус... а жисть, — добавил дед, — там, говорят, хорошая.
Этот разговор со старцем Иван никогда не забывал. «Неужели Юрий решил пожертвовать... своей жизнью ради того, чтобы Русь наконец-то обрела одного хозяина. А ведь верно говорил дед, что один хозяин должон быть». Его мысль вновь вернулась к тверским событиям: «Иль не мила была жинка его сердцу? Горда уж больно. Как же, ханских кровей. Нет, правду люди говорят, чужая душа темна».
— Князь! — кто-то тронул Ивана Даниловича за локоть.
Он оглянулся и увидел Кочеву. Боярин глазами показал, что пора накрывать покойника крышкой. Иван Данилович подошёл ближе, поцеловал того в лоб и встал в стороне. Застучали молотки.
— Спи спокойно, брат, — прошептал он, — ты будешь отмщён.
ГЛАВА 4
Перед отъездом в Орду Дмитрий Михайлович пригласил брата Александра, который оставался за него, наказав ему проявить заботу по некоторым делам. В том числе ему надо было посетить кашинского боярина Моргуна и востребовать с него двести рублей, которые одалживал ещё их отец, Михаил. Ехать туда Александру не очень хотелось. Дорога была не ближняя. Но задание надо было выполнять, и он, решив быстро обернуться, отправился в путь.
Появление князя и удивило и опечалило боярина, но куда деваться? Суму с деньгой князь получил, и они стали прощаться. Но прежде чем отправиться в путь, князь попросил у не очень гостеприимного хозяина глоток водицы на дорогу.
— Аль квасу? — спросил тот, желая на прощание оставить о себе доброе воспоминание.
Князь кивнул.
— Анастасия, дочка, — крикнул боярин, — принеси квасу дорогому гостю.
Вскоре скрипнула дверь и на пороге появилась дева. Она поднесла князю квасу. Глянул он на зардевшееся личико Анастасии, и его поразили её неподдельная стыдливость и таза, которые сверкнули такой страстью, что сердце князя дрогнуло. Он долго, старательно пил, наслаждаясь её присутствием. Наконец осушил графин и поставил кружку на поднос. Девушка склонила голову, повернулась и неслышно пошла к двери. Украдкой глянув на её стройную фигуру, он совсем осоловел. Когда закрылась за ней дверь. Александр повернулся к боярину:
— Боярин, цветок у тя расцвёл, так что жди сватов!
Вернувшись домой, Александр не находил себе места. Анастасия так и стояла перед его глазами. Ему часто казалось, что кто-то, узнав о её красоте, шлёт уже сватов. И ругал Дмитрия, который так долго гостил в Орде.
И грянула внезапно страшная весть — брата больше нет! Её сообщил Александру ханский посланец, который передал веление Узбека явиться к нему в Орду. Посланец был добрым человеком. Увидев, как побелел Александр, успокоил его, сказав:
— Великий хан сам хочет утвердить тебя на княжество.
Эти события заставили князя забыть о кашинской деве.
Узбек был мудр и дальновиден. Его дружба с московским князем не затмила ему глаза, и решил он привлечь на свою сторону Тверское княжество, не только утвердив за ним Александра, но и дав ему чин Великого.
Охваченный радостным чувством, что остался жив, да ещё получил сан великого, Александр стал бредить юной девой. Он хотел немедля отправить сватов. И только епископ, узнав об этом, напомнил ему о гибели брата и тех сроках, которые надо было выдержать, чтобы засылать сватов.