Разоренный многолетней войной с Ногаем, хан Тохта как никогда нуждался в средствах. После гибели Ногая обстановка в степях еще лет десять оставалась нестабильной. На землях, где прежде распоряжался Ногай (Северное Причерноморье), пытались утвердиться его сын Джека и внук Кара-кишек. А в столице государства у хана был тайный соперник – его собственный брат Бурлюк.
По всем этим причинам алчность ханского двора в период пребывания там Юрия и Михаила была поистине беспредельной. Тохта требовал от русских князей полной и своевременной выплаты дани для государственной казны, а его приближенные надеялись наполнить русским серебром свои тощие карманы.
Орда не любила спешить в серьезных делах. Русские князья обычно по многу недель ожидали приема у хана, а после приема и вручения подарков опять ждали, пока доверенный чиновник не сообщит им о решении «повелителя всех тех, кто живет за войлочными стенами». Живя в Орде, князья часто слали на Русь гонцов с требованием привезти еще денег. Иногда они уезжали в Орду, обязав своих бояр срочно изыскать деньги тем или иным способом и выслать им вслед. Вероятно, именно эти попытки тверских бояр собрать в городах деньги для еще не утвержденного великого князя и вызвали сопротивление жителей Новгорода, Костромы и Нижнего Новгорода в 1304 году. Ту же цель, вероятно, имел и налет Акинфа на Переяславль, успешно отраженный князем Иваном Даниловичем.
Издержав все свои запасы и не получив достаточно денег из Руси, Михаил Тверской, азартный по натуре, вступил на опасный путь игры ва-банк. Он обещал хану, что в случае его утверждения великим князем Владимирским он увеличит дань, выплачиваемую Северо-Восточной Русью в ордынскую казну.
Историк В.Н. Татищев на основе летописей, не сохранившихся до наших дней, так повествует о пребывании Михаила и Юрия в Орде осенью 1304 года. «Князем же бывшим во Орде, и яко кииждо хотяше великое княжение улучити, даюсче дары многи хану, и ханшам, и князем ордынским, тии же елико емлюсче, толико более от другаго желаху. Юрий же, слыша, яко Михаил хосчет хану дань большую обесчати, шед к нему, рече: „Отче и брате, аз слышу, яко хосчеши большую дань поступити и землю Русскую погубити. Сего ради аз ти сосупаю отчины моея, да не гибнет земля Русская нас ради“. И шедше ко хану, явиша ему о сем. Тогда даде хан ярлык Михаилу на великое княжение и отпусти я» (38, 70).
Конечно, здесь представлена московская версия событий, которая идеализирует поведение Юрия Даниловича. Однако тут есть над чем поразмыслить. Летописцы могли по-своему оценивать факты, могли отбирать из своих источников то, что отвечало их взглядам. Но выдумывать, сочинять небылицы они себе не позволяли. Ведь в большинстве своем это были глубоко религиозные люди, которые ощущали огромную ответственность перед Богом за свой труд. Писание летописи было близко по сути к написанию иконы. И тут и там речь шла о приближении к Богу на путях изображения его творения.
Несомненно, безоглядная, страстная борьба Михаила Тверского за великое княжение Владимирское объяснялась не только его темпераментом. На карту было поставлено очень многое, и оба соперника это понимали. Речь шла не об очередной «смене караула» во Владимире, а о гораздо более масштабных вещах. Историк А. Е. Пресняков писал: «Перед нами значительный момент в истории Владимирского великого княжества, и нельзя не пожалеть, что летописные своды сохранили лишь отрывочные и слишком глухие известия. Но и по этим весьма недостаточным данным ясно, что борьба между Михаилом и Юрием пошла за широкую задачу – за власть над всей Великороссией, стало быть, за восстановление единства ее политических сил и политического главенства над ними. Попытка Михаила Ярославича и его сторонников бояр захватить такие пункты, как Великий Новгород, Переяславль, Кострому и Нижний Новгород, не может быть сведена к „усилению Твери“ или „увеличению тверского удела“. Явственно проявились более широкие политические притязания; завязалась борьба за наследие великих князей Александра и Ярослава Ярославичей» (110, 105).
Согласно фрагменту из Татищева, Михаил выиграл спор благодаря добродетели Юрия, пожалевшего Русскую землю и во имя ее блага добровольно снявшего свою кандидатуру. Проще всего посмеяться над наивностью объяснения летописца и предположить, что Юрию просто не хватило денег, тогда как Михаил оказался более состоятельным. Однако простота объяснений не должна ввести в заблуждение внимательного исследователя. Следует почаще вспоминать слова СМ. Соловьева: «Мы считаем непозволительным для историка приписывать историческому лицу побуждения именно ненравственные, когда на это нет никаких доказательств». А потому не станем опровергать летописца и повторим вместе с ним: да, вероятно, Юрий и вправду был потрясен той безответственностью, с которой Михаил Тверской раздавал татарам свои векселя на обильно политое потом и кровью русское серебро.
Но благородные порывы человеческой души часто бывают подобны мгновенным вспышкам света, после которых сгущается мрак. Юрий вернулся на Русь побежденным. Его переполняли чувства стыда, унижения, досады и ненависти к победителю. Он, стиснув зубы, слушал рассказ о том, как Михаил Тверской торжественно взошел на великокняжеский стол во Владимире и как сам митрополит Максим возложил на его голову золотой венец. Но и Михаил Тверской был далек от великодушия победителя. Вернувшись домой, он узнал о разгроме тверичей под Переяславлем и о гибели Акинфа. Это было оскорбление, на которое по кодексу княжеской чести следовало ответить немедленно. Взывали к отмщению и неприкаянные души верных владимирских бояр, растерзанных разъяренной толпой в Нижнем Новгороде и Костроме.
И князь Михаил решил жестоко отомстить своим врагам. Его разбуженная ярость не знала границ. Единственный, кто мог бы остановить его на пути ненависти, был старый митрополит. Но 6 декабря 1305 года Максим ушел туда, «идеже несть печаль, ни воздыхание, но жизнь вечная». Его похоронили в Успенском соборе во Владимире на Клязьме, в приделе во имя святого Пантелеймона.
Предоставив Михаилу широкие полномочия, Орда, однако, не спешила помогать ему войсками. Повторялась прежняя ситуация, когда великий князь Андрей Александрович был властью без силы, а его московско-тверские соперники – силой без власти. Однако Михаил был далеко не Андрей. За ним стояла боевая мощь тверской земли – самой многолюдной части Северо-Восточной Руси в этот период. И эту мощь он сразу же решительно пустил в дело.
Возвращаясь из Орды, Михаил остановился в Нижнем Новгороде. Возможно, туда по его приказу уже были переправлены на судах войска из Твери. Князь решил примерно наказать всех «черных людей», принявших участие в мятеже и расправе с владимирскими боярами. Он беспощадно «изби всех вечников, иже избиша бояр». По этому поводу летописец наставительно замечает в заключение: «и ту же чашу истина: им же бо судом судите, судят вам, и в ню ж меру мерите, возмерится вам» (22, 176).
(По некоторым летописям, эту расправу учинил не Михаил Тверской, а местный князь Михаил Андреевич Городецкий, сын умершего в 1304 году великого князя Андрея Александровича. Вообще следует иметь в виду, что при изложении событий этого времени летописцы, работавшие в более поздний период, придерживались двойной самоцензуры. О Юрие Московском не следовало давать компрометирующих его сообщений, так как он был одним из предков правящей династии; о Михаиле Тверском также следовало сохранять только положительный материач, ибо после трагической гибели этого князя в Орде в 1318 году церковь причислила его к сонму мучеников за веру и за землю Русскую.)
Тверской князь выиграл схватку в Орде, и это, конечно, была его великая победа. Но впереди еще была тяжелая борьба на Руси. Прежде всего Михаил должен был сломить сопротивление своих московских недругов. В 1305 – 1306 годах он совершил большой поход на Москву, где сидел побежденный в Орде Юрий с братьями. Летопись сообщает: «Князь Михаил Ярославич... иде ратью к Москве на великого князя Юрья Даниловича (это ошибка летописца: Юрий не был тогда великим князем. – Н. Б.)... и на братию его, и бысть им брань многа, и помале смиришася» (22, 176).