Колыбель русского монашества, Киево-Печерский монастырь пользовался огромным авторитетом по всей Руси. Его устав был взят за образец другими обителями. Собор монастыря вызвал многочисленные подражания, наиболее известным из которых был Успенский собор в Ростове, построенный как точная копия древнего храма. Да и сама ростовская кафедра была создана в XI веке мужественными монахами-миссионерами, выходцами из Киево-Печерской обители.
Но не только ростовский владыка питал особое почтение к киево-печерской традиции. Князь Иван Данилович также имел основания поклоняться киевским святыням. В то время Москва наполнялась беженцами не только из Северо-Восточной, но и из Юго-Западной Руси. Для того, чтобы завоевать доверие южных переселенцев, московскому князю важно было показать преемственность духовных традиций Москвы не только от Ростова, Суздаля и Владимира, но так же и от Киева. Символика посвящений, календарные сближения событий как нельзя лучше служили этой цели. Такие прозрачные намеки были в ту пору понятны и самым незатейливым головам.
14 августа 1327 года протянута была невидимая, но прочная духовная нить от древних киевских святынь через владимирские – к новым святыням поднимающейся Москвы. Полтора века спустя, в 1479 году, в те же дни перед праздником Успения Божией Матери митрополит Геронтий совершил освящение нового Успенского собора московского Кремля.
Сам обряд освящения храма был прост, но торжествен. Вечером накануне и утром в самый день освящения в церкви пели молебен тому святому или празднику, во имя которого она освящалась. Во время литургии духовенство совершало крестный ход вокруг храма, а вернувшись в него, творило ектению. Освящение нового храма самим епархиальным архиереем называлось «великим священьем». «Малым свяще-ньем», в котором участвовали только местные клирики, освящались рядовые приходские храмы. Священник возлагал на престол освященный владыкой антиминс – особый прямоугольный плат с зашитыми в уголки частицами святых мощей.
Как выглядел Успенский собор 1327 года снаружи и внутри – можно только догадываться. Он был разобран по указу Ивана III, и на его месте Аристотель Фиораванти в 1475 – 1479 годах построил тот храм, который и поныне украшает кремлевский холм. По мнению Н. Н. Воронина, собор Калиты был небольшим, но стройным и нарядным четырехстолгшым одноглавым храмом. Он повторял архитектурные формы Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (1231 – 1234) – последнего каменного храма в Северо-Восточной Руси, построенного до Батыева нашествия (66, 152).
Однако последующие археологические работы в московском Кремле дали основание для совершенно иной реконструкции. По мнению новейших исследователей, «Успенский собор Ивана Калиты (1326) вовсе не был своего рода копией Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, а представлял весьма внушительное сооружение. Его подкупольные столбы имели в сечении примерно 240x240 см. Эта величина может показаться невероятной, но почти такими же мощными (233x233 см) были столбы другого собора Ивана Калиты – Архангельского. Иначе говоря, оба собора мало чем уступали по размерам современному Архангельскому собору, построенному Алевизом в 1508 году. Дмитровская же церковь конца XIII века, наоборот, была почти копией небольшого собора в Юрьеве-Польском. Сечение ее подкупольного столба составляет 136x136 см.» (59, 149).
О внутреннем убранстве Успенского собора 1326 – 1327 годов также можно лишь строить предположения. В одном из списков Жития митрополита Петра сообщается, что князь Иван Данилович украсил храм «святыми иконами, а святитель святыми книгами» (120, 19). Стенописи собора были выполнены греческими мастерами митрополита Феогноста уже после кончины Калиты, в 1344 году.
Убранство Успенского собора Ивана Калиты предопределило убранство Успенского собора 1475 – 1479 годов. Преемственность образов, идей и настроений была в высшей степени характерна для московской княжеской династии. Отличительной чертой собора Ивана III стала необычайно обширная галерея образов основателей христианского монашества (на каменной алтарной преграде, в нижнем ярусе иконостаса). Первоначально она состояла из 26 фигур, ныне можно насчитать лишь 23. По мнению некоторых исследователей, появление этой галереи связано с идейной борьбой в эпоху Ивана III. Однако именно в эпоху Калиты возрождение монашества представлялось важнейшей общенациональной задачей: только праведники могли спасти Русь от гнева Божьего, от «вавилонского плена». Тема прославления отцов монашества с особой силой прозвучала уже в убранстве Успенского собора Ивана Калиты. Отсюда она перешла в иконостасы и стенописи московских и подмосковных монастырских храмов конца XIV – начала XV века. В росписях второго Успенского собора она возродилась прежде всего как дань уважения древней московской традиции, у истоков которой стоял Иван Калита.
К первому Успенскому собору, несомненно, восходят и композиции «Три отрока в пещи огненной», «Семь спящих отроков эфесских», «Сорок мучеников севастийских», изображенные в стенописях восточной части второго Успенского собора.
Падение Твери
И если какой народ и царство не захочет служить ему, Навуходоносору, царю Вавилонскому, и не подклонит выи своей под ярмо царя Вавилонского, – этот народ Я накажу мечом, голодом и моровою язвою, говорит Господь, доколе не истреблю их рукою его.
В то время как в Москве готовились к торжественному освящению нового Успенского собора, в Твери назревали события совсем иного рода. Их общий ход можно восстановить путем внимательного изучения весьма противоречивых сообщений различных летописей.
Отряд под началом ханского племянника Чолхана разместился прямо в городе. Сам Чолхан со свитой поселился в княжеском дворце. Татары всячески оскорбляли и притесняли горожан. Терпение тверичей иссякло. Достаточно было искры, чтобы в городе полыхнул мятеж.
Как это часто случается в истории, великие события начались с мелких, незначительных происшествий, которые, непостижимым образом цепляясь друг за друга, превращались в грозную лавину. 15 августа рано утром, когда еще только собирался праздничный торг Успеньева дня, некий дьякон по прозвищу Дудко повел лошадь к Волге, чтобы напоить ее. Случившиеся на его пути татары, завидев «кобылицу младу и зело тучну», без лишних слов отняли лошадь. Дьякон стал вопить: «Люди тверские, не выдайте!» Между тверичами и татарами началась драка. Степняки схватились за сабли. Схватка переросла в побоище. Загудели тревожно городские колокола. Толпы народа собрались на вече. Предводителями здесь были братья Борисовичи: тверской тысяцкий и его брат. На вече было решено всем городом выступить против татар. Вооружившись чем попало, тверичи кинулись на врагов. Весь отряд Чолхана был уничтожен. Последние его бойцы укрылись в княжеском дворце, но были сожжены вместе с ним. Татарские пастухи, сторожившие свои табуны в окрестностях города, успели бежать в Москву, а оттуда в Орду.
Узнав о тверском мятеже, хан велел собирать большое войско для карательной экспедиции. К участию в походе на Тверь он решил привлечь и сильнейших русских князей, которые срочно прибыли в ханскую ставку.
Источники по-разному описывают эти события, украшая их множеством дополнений баснословного характера. Один из наиболее интересных рассказов содержится в Никоновской летописи. Несмотря на его фольклорную окраску, он вполне реалистичен и словно обжигает жарким дыханием обезумевшей, жаждущей крови толпы. Очень точно схвачены характерные подробности мятежа: длившаяся целый день резня на узких улочках Твери; отчаянное сопротивление обреченных татар; убийства мирных ордынских купцов и разграбление их имущества; дикая стихия огня, опьяняющая взбунтовавшийся народ...