Костадин заглянул в темную каморку, облепленную паутиной и мучной пылью. В глубине мелькнула, словно призрак, фигура мельника, босого, в подштанниках. С молотком в руке, он суетился возле снятого жернова.
— Ты кстати пришел, Костадин! — воскликнул он. — Насекаю жернов. Поможешь мне поднять его.
Они поставили побелевший под ударами молотка жернов на место. Возились долго, Костадин даже вспотел.
— Давай-ка посмотрим счета, а то скоро стемнеет, — сказал он, вынимая часы.
Шел восьмой час. Вряд ли ему удастся сегодня увидеть Христину: до города путь немалый, а она к вечеру наверняка вздумает куда-нибудь прогуляться.
В чердачной комнате стоял стол, исчерканный расчетами и прожженный сигаретами. Тяжело ступая босыми ногами, мельник принес тетрадку и уселся напротив Костадина.
— Нет работы, Костадин, нету-у! Шестьдесят пять левов и сто килограммов кукурузы. Вот и все за неделю. Михал обещался привезти шаяк,[4] но так и не приехал.
— А братцу приспичило переделывать ее в паровую.
Костадин отвернулся к реке. Солнце освещало широкую каменистую полоску, намытую весной в половодье.
Мельник почесал под мышкой.
— Коли задумал дело, советуйся с людьми. Если сговорились, купите землю у Шалаверы и стройте! Место хорошее, и до деревень рукой подать.
— Никакой мне мельницы не надо, но братец ухватился за нее, как слепой за палку. Продать бы ее, чтоб отделаться, но кто купит?
— А вы объявите о продаже, может, кто и найдется из тех, что ловят зайцев с телеги, — рассмеялся старик.
Наказав мельнику подыскать покупателя и сообщить, если такой найдется, Костадин поехал дальше.
«Откуда только взялся этот дождь? Да еще этот жернов!» — ворчал он, проезжая по шоссе мимо пруда, прозрачного и гладкого, как стекло. Мысль о том, что сестра и сегодня не приедет и что он не увидится с Христиной, злила его. Он всей душой ненавидел мельницу. Постоянные распри с братом еще больше разжигали эту ненависть. Он был убежден, что мельница сулит им одни только беды. Но брат видел в земельных участках лишь деньги, и Костадин не сомневался, что в случае необходимости Манол продаст землю не моргнув глазом.
«Для брата кроме денег ничего нет на свете», — с горечью подумал он.
Солнце зашло, и по горизонту пролегла розовая, яркая на западе полоска. Неполная луна замерцала тусклым перламутровым блеском. Дорога тянулась по краю глубокой ложбины, опоясывала ее и сворачивала в сторону. Город скрывался за противоположным холмом.
Костадин знал, что мельница и машины обойдутся примерно в восемьсот тысяч левов, и это еще по нарочито скромным подсчетам брата. На самом деле сумма перевалит за миллион. В настоящее время у них нет таких денег — значит, придется брать ссуду в банке или же продавать часть земли. Но ни он, ни старая Джупунка не согласятся продавать землю. Костадин надеялся, что в решительный момент мать восстанет против Манола.
Сбоку на белом полотне дороги бежала тень лошади. Желтоватая дымка пролегла над колосившейся нивой, серебристые полосы заиграли по высокой ржи. Вечерний ветерок всколыхнул колосья и прошумел в листве диких груш.
На повороте Костадин обогнал прохожего, а затем двух женщин с мотыгами.
— В добрый час! — сказал он.
Женщины дружно откликнулись, и голос одной из них звучно разнесся в теплом сумраке. Проголодавшийся конь поскакал к белевшим вдали перилам мостика.
На них сидели люди. При свете выглянувшей луны Костадин различил три мужские и две женские фигуры. Двое мужчин были в коротких пальто, а третий, в шляпе с загнутыми кверху полями, показался Костадину знакомым.
Басовыми струнами загудела гитара.
«Выхожу один я на дорогу…» — фальшиво затянул тенор.
Раздался смех. Гитарист взял несколько аккордов и, ударив в сердцах по струнам умолк.
— Уж не хочешь лн, чтоб тебя просили на коленях?
— Не знаю я этой песни, — с досадой ответил женский голос. Низкий, альтового тембра, он исходил из здоровой и сильной груди.
Костадин узнал Кондарева — его бледное лицо выглядело особенно неприятным при лунном свете. Блеснули струны гитары, перламутр на грифе, и рядом с человеком, держащим на перевязи гитару, Костадин в одной из женщин распознал Христину. В глазах у него потемнело.
Встреча была такой неожиданной, что он не догадался поздороваться и проехал мимо, поскрипывая седлом. Когда опомнился, его охватила дикая ревность и отчаяние. Мужчины, кроме Кондарева, были ему незнакомы, но достаточно было того, что он узнал Кондарева. Кондарев был ненавистен ему не только как соперник. Костадин ненавидел интеллигентов, как и всех длинноволосых господ с тросточками. Когда-то Кондарев готовил Райну к переэкзаменовке, и с тех пор Костадин безотчетно возненавидел его. Он не мог допустить, что Христина любит этого человека, что она способна так унизиться. Снова ожило подозрение, что она любовница Кондарева, мечты рушились, злоба и ревность приводили его в ярость.