Тигран Горыныч удивился несколько, посмотрел на Ивана испытующе, голову приблизил, глаза прищурил. А потом как расхохочется — будто камнепад с Гималаев сошёл. От этого смеха даже земля слегка задрожала, птицы любопытные вспорхнули и отлетели подальше, а ворон, который на дубу сидел, трубу свою выронил.
— Вот те на! — умерив смех, говорит змей, — вот так встреча! Вот смех — Кощейка Грязной привет мне передаёт! А ты, стало быть, сынок его — Ивашка Кощеев! Ну, умора! Ну, курьёз!
Иван такой реакцией недоволен явно, даже щёки надул и голову набычил.
— Это в чём же, — спрашивает, — курьёз и умора?
— А в том, — уже без смеха отвечает ему Тигран Горыныч, — что папаша твой числится у меня в первейших обидчиках, и имею я на него зуб коренной, который уже годиков, почитай, двадцать как растёт и ноет. И, стало быть, то, что ты этому негоднышу родным сыном приходишься, отнюдь вину твою не смягчает, а наоборот!
— Какую вину-то? — не понимает Иван.
Он, видать, к логике уповает, а Тигран Горыныч к другим наукам склоняется, не к таким точным.
— Понятно какую, — объясняет, — яблоко от яблони недалече падает.
Тут Иван несколько растерялся, даже и не знает, как дальше с Тиграном Горынычем разговаривать, чем ещё его увещевать. Сдулся в один момент его химический запал, исчезла героическая живинка. Теперь ему даже страшновато сделалось за дерзкое своё выступление.
— Ну чем же тебе, государь, — разводит он руками, — батя мой так наперчил?
— Чем?! — рычит змей. — Да он был мне друг и сотрапезник, а потом забыл, стало быть, своего сотоварища, обабился, сучок фанерный, дружбу мужскую под откос пустил! Предал он меня, а предательство — самый тяжкий грех!
— Да нет же, государь, — оправдывается Иван, — он всегда тебя помнил, всегда в пример приводил!
— Не ври, хлопец! — рычит змей. — Батька твой — свинтус порядочный, сущность у него неблагодарная. Он же, пестик дизельный, меня на свадьбу свою не пригласил! Представляешь ли? Всех пригласил, а меня — самого своего закадычного дружка — профутболил об штангу! Не забуду никогда ему такой обиды!
Взвыл Тигран Горыныч от негодования, аж огнём в сторону леса шугнул — ветки верхние опалил. Потом вдруг улыбнулся Ивану и спрашивает ласково:
— Ты, Иван Кощеич, чего больше любишь — грибки солёные или горький хрен?
Ваню такой вопрос обнадёжил, силу ему придал. Он и отвечает:
— Вообще-то грибы я больше люблю. Особенно рыжики. Но и к хрену тоже уважение питаю, если, конечно, он ядрёный и правильно приготовленный.
— Хорошо, — кивает на то Тигран Горыныч и удовлетворённо чавкает. — Вот и договорились насчёт завтрашнего меню.
Привстал змей на задние лапищи, голову к лесному своему народу направил и объявляет громогласно, чтобы до каждой мухи его царственное слово дошло:
— Повелеваю царской милостью. Завтра утром мы, Тигран Горынович Первый-Единственный, соизволим устроить торжественный завтрак. На повестке дня следующее блюдо: два человека разбойничьего происхождения с солёными рыжиками и с хреном. Есть буду лично. Царь всех зверей, и приятного аппетита!
10. Тигран Горыныч и Горшеня-мужик
— Со мною как будто уже было такое, — замечает Горшеня.
Иван обратно к нему отшагнул.
— Чего делать будем? — спрашивает тихохонько.
— Ты уж, чего мог, сделал, — говорит Горшеня. — Теперь моя очередь мосты наводить.
— Какие мосты! — шепотком возмущается Иван. — Его надо силой брать, последнюю голову рубить — и в дамки!
— Во-первых, ты с ним не справишься. А во-вторых, это ж действительно редкий экземпляр, возможно, последний из своего вида, могикант! Природу, Ваня, беречь надо. Попробуем с ним договориться.
Змей услышал, что Иван с мужиком шепчется, перевёл взгляд на Горшеню.
— А это что за загвоздок? — спрашивает.
— Я не загвоздок, — радостно отвечает Горшеня. И вид у него такой, будто он очень доволен, что государь лесной на него наконец-то своё внимание обратил. — Я Горшеня, мужик.
— И чего же ты, мужик, лыбишься? — спрашивает змей.
— От радости, — отвечает Горшеня.
— Чему ж ты рад? — не понимает Тигран Горыныч.
— А я судьбе своей рад, твоё лесничество. Вчера ещё кто я был? Неизвестно чей обед. А сегодня я кто есть? Царский завтрак! Эвон как меня фортуна лизнула!
Иван на Горшеню смотрит удивлённо. Не может понять, юродствует он или искренне такую чушь несёт. Может, тоже лишнего нюхнул? А Горшеня на Ивана не глядит, а продолжает бодрым голосом со змеем разговаривать.