– Добре, Матвей. Я молчать буду, ты меня знаешь…
Когда отец ушел, Иван с удивлением посмотрел на своего наставника.
– Дядько Матвей, а почему ты ничего не сказал о том, что я в душу человеческую заглянуть могу? И все, что там скрыто, узнать? Лучше, чем любой кат?
– А об этом, Ваня, вообще никому знать не следует. Иначе очень многие паны и цари захотят тебя либо своим цепным псом сделать, либо извести по-тихому. Слишком опасен ты будешь для них. Запомни, как «Отче наш» – об этом никому! Про то только мне да Господу ведомо. Используй свой дар, но так, чтобы никто ничего понять не мог. Ежели с умом к делу подойти, то это не так уж и трудно. И казакам польза будет, и ты себя для дела казацкого сбережешь.
– И батьке ничего не говорить?
– Батьке – в первую очередь.
– Но почему?!
– Есть на то причины, Ваня. Батька ведь есаулом в поход идет, и если о твоем даре узнает, то постарается с твоей помощью из пленных турок все вытягивать. Да и не только из турок. А скрыть это уже не получится. Были бы в походе одни казаки, еще куда ни шло. Но ведь там и московские стрельцы будут. А среди них как пить дать и подсылы царя московского. Не может такого быть, чтобы их там не было. И если только прознают что про тебя, обязательно донесут. А после этого можешь забыть о вольной жизни. Тебя постараются либо купить, либо убить, поскольку выкрасть и силком заставить на царя работать не получится. Так что, Ваня, ни-ко-му!!! Ты для всех в походе толмач и писарь. Чернильная душа, одним словом. Ежели удастся большой турецкий корабль захватить в целости и с хорошим грузом, что можно будет его сюда привести, станешь еще и навигатором, как франки и генуэзцы это называют. Про дела лазутчика кроме атамана, твоего батьки и тех казаков, что с тобой пойдут, другим казакам знать не надобно. А уж царевым людям – тем более.
– Но ведь все будут знать, что я с казаками к туркам в тыл пошел!
– Как толмач. А от толмача большого умения владеть саблей, ружьем и пистолем не требуется. Ему главное язык хорошо знать надобно. Ежели никто из вас не проболтается, то никто ничего и не узнает. Лихие времена наступают, Ванюша. До чего дошло – даже от своего брата казака таиться приходится. Опасаюсь я, что конец скоро придет нашей вольной казацкой жизни. Неспроста здесь эти гости московские появились, и уже кое-кого на свою сторону перетянули. Ежели только Господь за казаков не вступится…
В тот же день Матвей Колюжный, приодевшись и нацепив богато украшенную польскую саблю, отправился к атаману. Иван был одет поскромнее, сабли при себе не имел и старался наиболее достоверно соответствовать образу «чернильной души». На вопрос – а зачем понадобилось брать эту усыпанную каменьями «висюльку», от которой мало толку в бою – ведь есть у Матвея прекрасные черкесские, турецкие и дамасские клинки, наставник лишь хитро усмехнулся.
– Умело пустить пыль в глаза – это тоже своего рода наука, Ваня. Запомни, что встречают по одежке. Мы ведь не только с казаками разговаривать будем, но и с людьми служилыми. А они это до своего начальства обязательно донесут. Ты пока еще годами мал, поэтому на тебя особо и не посмотрят, а вот мне надо соответствовать. Ибо через меня и к тебе уважение появится, как к моему ученику. Ничего не поделаешь, жизнь так устроена!
Казачий городок Черкасск, раскинувшийся на правом берегу Дона и уже давно ставший своеобразной столицей донского казачества, давно не видел такого столпотворения. Даже в буйные времена Стеньки Разина, не к ночи будь помянут. Сейчас же на улицах было не протолкнуться как от прибывших из других городков казаков, так и государевых людей. На базарной площади стоял привычный шум и гам, сновали вездесущие мальчишки, кто-то торговался, кто-то выяснял отношения, кто-то спешил по своим делам. Матвей и Иван, не обращая внимания на это вавилонское столпотворение, прошли к дому атамана, где Матвей доложил, что прибыл по важному делу. На слова, что атаман занят, и попытки выяснить «какого…», так глянул на вопрошавшего, что того как ветром сдуло. Однако гостей здесь, по-видимому, ждали, поскольку поступил приказ пропустить незамедлительно.
Войсковой атаман Корнилий Яковлев действительно был занят – что-то обсуждал с атаманом Михайло Самарениным, совсем недавно вернувшимся из Азовского моря. Попытка закрепиться на берегу Миуса не удалась, и теперь надо было решать, что делать дальше. Однако, увидев Матвея, атаман прервал разговор и встал, поздоровавшись со старым казаком. После положенных вопросов о здоровье и прочем кивнул на Ивана:
– Так значит, это и есть тот хлопец, о котором ты говорил, Матвей? Такой малый, и уже характерник?