Внешне Матрёна Марковна выглядела вполне спокойной, без вопрошающего блеска в глазах и дрожи в руках, только ответы её истеричные выдавали то, что творилось у неё на том месте, где у всех остальных людей душа располагается. И черты лица как бы стали резче, заострились. Волновалась Матрёна Марковна, сильно волновалась, хоть изо всех сил и старалась не показывать свое беспокойное состояние. Разумеется, Черномор всё это заметил, но, да наплевать ему было на её состояние, нервное или спокойное.
- Знаешь, с кем разговариваешь?
- Знаю, наслышана.
- Вот и хорошо, времени терять на знакомство не потребуется.
- А мне с тобой знакомиться вовсе и не надо, век бы тебя не видать и о тебе не слышать.
- Однако увидела, не обессудь.
- Говори, с чем пожаловал? Нечего тут песни-пляски разводить, чай, не на хороводах.
- Верно, не на хороводах. Ты уже нахороводила, на десять жизней хватит. Пришло время назад всё отматывать и возвращать, разхороводивать. - видать Черномору понравилось только что придуманное им слово, разхороводивать, и он усмехнулся.
- А ты не смейся и не потешайся над бедной женщиной. - по своему поняла усмешку Черномора Матрёна Марковна. - Ты что же думаешь, раз незнатного происхождения, то и защитить меня некому?
- Некому тебя защитить Матрёна Марковна, некому. - вздохнул, как будто пожалел её, Черномор. - Где он, покровитель твой? Если бы он хотел тебя защитить, здесь давно бы уже битва жаркая происходила, и я с тобой не сидел бы и разговоры не разговаривал. Бросил тебя покровитель твой, Кощей Бессмертный, использовал, как ему надобно было, своё удовольствие получил и бросил. Не нужна ты ему стала, потому сейчас ничего и не происходит.
- И ничего, - не сдавалась Матрёна Марковна, хотя, видно было, черты её лица стали ещё резче. - я и сама себя защитить в силах и состоянии.
- Ну, это ты не мне будешь рассказывать. - опять усмехнулся Черномор. -Глянь, в отличии от братца, смешливый.
- А я кому хочешь расскажу, и в обиду себя никому не дам. А ты, раз уж здесь появился, делай, что тебе велено. Приказано казнить, казни, если отпустить меня на все четыре стороны велено, отпускай, а разговоры твои душевные, не для меня. Не к той обратился.
- Эх, Матрёна Марковна, Матрёна Марковна. - вздохнул Черномор. - Дожила до возраста, когда самое время внуков нянчить, а так и не поняла, что жить надо без хозяина и не хозяйским умом, а своим.
- Можно подумать ты своим умом живёшь! - вот она, это Матрёна Марковна так про себя подумала, спасительная зацепка, начиная с которой надо будет всю эту уверенность из Черномора выбить, а потом начать верёвки из него вить.
- Своим, Матрёна Марковна, исключительно своим.
- А Золотая Рыбка, хозяйка твоя?
- Эх, как же тебя перекорёжило, что неведомо тебе, на белом свете друзья-товарищи бывают, которые случись что, тебе помогут, и ты, если надобность возникнет, им поможешь. Жаль, Матрёна Марковна, не воспитывал тебя батюшка, не порол, как это для воспитания полагается. Смотри, что получилось!
- А ты батюшку моего не трожь! Всё правильно он делал, да и не тебе чета он.
- Ясно дело, не мне. Только я так тебе скажу, не стоят детские сопли загубленной человеческой души, не стоят, Матрёна Марковна. - дабы показать, что дальнейший разговор никакого смысла не имеет, Черномор встал и направился к двери. И от двери. - Казнить или миловать я тебя не собираюсь, пусть это царь Салтан делает. Ему, и царству его, ты множество зла, горестей и печалей преподнесла, ему тебя и судить.
Матрёна Марковна ожидала и была готова ко всему, вплоть до того, что прямо сейчас выведут её куда-нибудь на задний двор и срубят голову, или же повесят на ближайшей осине. Но чтобы отправить её на суд к царю Салтану этого она даже в мыслях не держала, не думала в эту сторону, а значит не была готова к такому развитию событий. И хоть приговор царя Салтана был ей уже ясен и понятен, не очень она-то и боялась смерти в любом её проявлении, сам суд представляла себе с содроганием.
Черномор вышел и прикрыл за собой дверь. Бежать?! Не в том дело, куда и как?! Ясно дело, за дверью стража приставлена и пройти мимо неё, или даже с боем прорваться никак невозможно. Всё-таки загадочный он, человек: наверное в первый раз, с детства, Матрёна Марковна расплакалась.
***
- Алексей, где эти чужаки? Давай, веди. - Черномор присел на одну из лавочек во дворе. - Посмотрим, что за народ, поговорим.
Команда, не самому же Алексею за чужаками идти, хоть младший, а командир, и двое воинов отправились за Матрёнихой и Емелей.
Привели. Матрёниха, та хоть и старалась держать себя так, как будто ничего не произошло, как будто у неё о соседкиной жизни сейчас спрашивать будут. Правда получалось это у неё очень даже неважно, потому что она не знала и не могла догадаться, почему и за что оказалась под стражей? Ну а Емеля, тот вёл себя вполне нормально и естественно, потому что только проснулся, вернее, разбудили. Он тоже хоть ничего не понимал, пока ещё, но уверенности в нём было, хоть отбавляй - знамо дело, Щука, она завсегда на помощь придёт.
Емеля и Матрёниха искоса посмотрели друг на друга изо всех сил изображая будто совершенно незнакомы. А оно не в первый раз такое произошло. Когда Матрёниха поселилась на княжеском дворе и в первый раз увидела Емелю, она нисколько не удивилась. Будучи женщиной от природы любопытной, и слава первой деревенской сплетницы тому в подтверждение, Матрёниха не была глупой женщиной, ну разве что исключительно по женски, поэтому сразу догадалась, куда делся и запропастился Емеля, да ещё вместе с печкой. Ну сами посудите, это же кем надо быть, чтобы отправиться неизвестно куда и неизвестно зачем, да ещё на печке, когда дома сыр с маслом в сметане утонули? Когда делать ничего не надо и никто не заставляет, плюс беспробудная Емелина лень. И к тому же те самые двое всадников, которые неизвестно откуда в деревню пожаловали. Ведь деревня, она и есть деревня, ничего не скроешь. Ну а Емеля сторонился, вернее делал вид, что знать не знает, кто такая эта женщина из самого простого чувства своей безопасности - на всякий случай. Народ же, он хоть на базаре, хоть на княжеском дворе, всё равно одинаковый. Увидят что знакомцы, сразу же Матрёниху начнут вопросами терзать и расспрашивать, уж больно загадочный он, Емеля этот - на княжеском дворе живёт, а чем занимается, никто не знает. Ну а Матрёниха, это Емеле было очень хорошо известно, может такого про него рассказать, что кошки от страха прятаться начнут.
А Матрёниха, та тоже для себя определила поведение на княжеском дворе. Уж если ушла из опостылевшей деревни, где тебя не то, что собака, каждая мышь амбарная знает, то и жить надо по-новому. Тем более князь не прогнал взашей, определил на проживание. Что Матрёниха будет делать, чем заниматься, она нисколечки не представляла. Она рассудила так: призовёт к себе князь, определит какое-то задание, тогда и размышлять будет. А пока живи, ешь досыта, спи сколько влезет, одним словом, радуйся жизни и своей головой созданному личному счастью. Ну а чтобы не было такого, как в деревне, Матрёниха держала себя на особицу: разговоров ни с кем старалась не разговаривать, ну если так, по мелочи, и уж тем более дружбы ни с кем сводить не собиралась. А тут Емеля, вот он голубчик! Ясно дело, Матрёниха в его сторону и головой не повела и даже тайком не подмигнула, мол привет земляк.
- Здравствуйте, люди добрые. - перед Черномором стояли: Матрёниха с бегающими от непонимания глазами и Емеля, не до конца ещё проснувшийся, но весь уверенный в себе.
- И тебе, батюшка, здравствовать. - ответила Матрёниха и поклонилась, чай спина не переломится, зато глядишь и зачтётся, это она так подумала.