Путилин тихо рассмеялся.
— Маскарадную интригу? Гм… гм… Ты чертовски проницателен, мой знаменитый доктор. Так вот, если она подойдет к тебе и вступит с тобой в разговор, называя тебя чародеем, прорицателем, ты, уклоняясь от прямых ответов, неси какую-нибудь загадочную чушь, скажи, что сегодня же под утро сделаешь ее гороскоп и т. п. Только, ради Бога, не ляпни какую-нибудь несуразность! Ты ведь поразительно рассеян, доктор.
Прошло минут пять-десять.
На пороге зала появились «Мария Стюарт» и монах-капуцин.
Я поглядел на них и заметил, что «королева», что-то тихо шепча монаху, не спускает с меня глаз и как бы показывает ему на меня.
«Что за оказия? Что надо этой особе от меня? Дался я ей, чтоб ей пусто было!» — проносилось у меня в голове.
Непривычный ни к балам, ни к маскарадам, да в особенности таким блестяще великосветским, я чувствовал себя отвратительно.
К тому же домино, которое мне всучил мой друг-мучитель, оказалось изрядно длинным. Я путался в его подоле и, того гляди, рисковал растянуться на зеркально скользком паркете.
— Хорошенькое, черт возьми, удовольствие, — бормотал я, вспоминая обещание Путилина «развлечь» меня. — Нет, я предпочел бы сидеть в склепе, где угодно, но только не тут.
Вдруг я, к ужасу, увидел, что королева, оставив капуцина, направляется прямо ко мне.
— Ну, таинственный чародей, не продолжим ли мы столь интересно начатую беседу? — услышал я подле себя серебристый голос.
— Сделайте одолжение, сударыня, — ответил я.
— Отчего вы меня не называете теперь «ваше величество»?
— Ваше величество? — удивленно спросил я. С какой стати я буду вас так называть?
— Но, однако, всего несколько минут тому назад называли же вы меня так?
«Попался!»— ожгла меня мысль.
— Простите, ваше величество, я забыл, что… — обливаясь потом, пробормотал я.
— Скажите же мне, кого же именно я должна бояться, дабы избежать эшафота?
«Час от часу не легче! Эшафота! Какой эшафот? Что за дичь несет эта барынька!»
— Гм… гм… Кого бояться, спрашиваете вы?
И эшафот? Ну, разумеется, надо бояться палача! — выпалил я.
— Кого?! Палача?! — удивленно-испуганно вырвалось у «Марии Стюарт».
— Ха-ха-ха! — хрипло расхохотался я. — Не бойтесь… я… я пошутил. Видите ли, ваше величество, прежде чем ответить на ваш вопрос, кого вам следует бояться, я устрою ваш гороскоп, и тогда для меня все будет ясно. Да, да, уверяю вас…
— Но как же я узнаю предсказание гороскопа?
— А я вам письменно сообщу, — ляпнул я.
— Письменно? Вы? Мне? Но разве вы меня знаете?
— Вы забываете, сударыня, что для чародеев нет тайн, — нашелся я.
Она вздрогнула и порывисто отошла от меня. В это время Путилин подошел к высокому монаху-капуцину.
— Однако, святой отец, несмотря на рясу, вы, кажется, большой поклонник хорошеньких женщин! — шутливо обратился к нему Путилин.
Монах пристально всматривался в маску его, словно стараясь прозреть за ней черты лица говорившего.
— Наш монастырь не гнушается женщин, ибо в Святом писании нет ссылки на то, что женщин следует избегать, — раздался звучный, резкий, насмешливый голос капуцина.
— Честное слово, вот мудрый монастырь! — продолжал Путилин. — Быть может, такой справедливый взгляд царит у вас и на иные блага жизни?
— На какие, например?
— Ну, на деньги, на золото, на драгоценности.
— Почему вы думаете так, сын мой? — еще насмешливее спросил монах.
— Я сужу по драгоценной цепи, которую вижу на вашей груди, святой отец! — ответил ему в тон Путилин.
Рука монаха вздрогнула и как-то невольно схватилась за цепь.
— Удивительная цепь! Замечательная цепь! — как бы не замечая жеста капуцина, продолжал Путилин. — Быть может, святой отец, вы уделите мне минутную беседу… Пройдемте в одну из гостиных… Там так хорошо… прохладно… журчат фонтаны… зимний сад… поют птички.
— В этом я не могу отказать вам, сын мой, — все так же резко ответил монах.
— Вот здесь, например. Уединенно и сокровенно, — проговорил Путилин, входя в тонущую в полумраке гостиную.
Они сели на низенький, маленький диван-козетку.
— О чем же вы хотели беседовать со мною, сын мой? — первый нарушил молчание монах-капуцин.
— О многом, святой отец. Мне хотелось бы спросить вас, могу ли, например, я, если бы захотел, поступить в ваш монастырь, в ваше братство?
Резкий смех вырвался из-под капюшона и из-под маски.