— Как случится. А что?
— Ну, например, в настоящую минуту, сколько их у вас дома?
— Около миллиона.
— Порядочно, — усмехнулся Путилин. — И где они находятся?
— В… в несгораемом шкафу.
Все больший и больший страх проступал на лице дельца.
— Вы предполагаете, что меня хотят ограбить? Голос З. задрожал.
— Когда вы получили эту записку?
— Сегодня в десять часов утра по почте.
— Вы показывали ее кому-нибудь до меня?
— Своих домашних я не хотел тревожить, поэтому скрыл от них получение ее, но я показал ее своему личному секретарю.
— Ему известно, что вы поехали ко мне? — Да.
— Это отвратительно! — холодно проговорил Путилин.
— Что вы хотите этим сказать? — привскочил со стула З. — Уж не подозреваете ли вы моего секретаря? Я могу поручиться за него головой.
— Кто вам сказал, что я подозреваю вашего секретаря, любезный господин З.?
Путилин посмотрел на часы и дал звонок.
— X., скорее сюда! — отдал он приказание поспешно вошедшему дежурному агенту.
Потом он обратился к миллионеру-дельцу.
— Поезжайте домой, господин З. На всякий случай, я отправлю с вами моего агента.
Вошел X.
— Вот что, голубчик: вы будете охранять господин З. до его дома, но, разумеется, невидимкой.
Расстроенный З. стал прощаться.
— Я страшно взволнован, ваше превосходительство. Я боюсь. Ради Бога, защитите меня от неведомой опасности! Я буду, как вам угодно, благодарен вам.
— Я попросил бы вас выражение «как вам угодно, благодарен» не произносить в моем кабинете, monsieur З. Я подрядами на себя не торгую, а несу государственную службу.
З. побагровел.
— Все, что смогу, сделаю. Особенно не тревожьтесь. А теперь слушайте меня внимательно. У вас револьвер есть?
— Есть… — совсем уже упавшим голосом пробормотал испуганный делец.
— Отлично. Держите его наготове. Затем поджидайте меня. Я сегодня приеду к вам, скоро, может быть.
— Благодарю вас, ваше превосходительство! — радостно бросил З.
— Но слушайте, повторяю, внимательно мои инструкции. Я к вам приеду, конечно, по парадному ходу. Вы отдайте приказание, чтобы лишь только я войду в переднюю, лакей… у вас, конечно, лакей?
— О, да!
— Так вот, чтобы лакей, лишь только я приеду и войду, незаметно запер дверь на ключ и ключ вынул бы из двери.
Сильнейшее изумление выразилось на лице З. Признаюсь откровенно, я был не менее изумлен, да и любимый агент X. тоже.
— Ну-с, одновременно с этим отдайте приказание, что бы дверь черного хода, кухни, была не заперта. Поняли?
— Понял.
— Когда я войду к вам в кабинет и начну с вами беседовать, вы ничему, абсолютно ничему не должны удивляться, что бы я ни говорил и ни приказывал вам. Вы должны беспрекословно подчиняться мне. Вы согласны?
— По… пожалуйста! — пробормотал З.
— Но в случае, если бы я вдруг сошел с ума и, выхватив револьвер, бросился бы на вас, тогда… тогда я вас прошу оказать мне жестокое сопротивление. Нажимайте тогда кнопку звонка, зовите на помощь, а главное, первым делом — пускайте мне пулю.
— Стрелять?! В вас?! — попятился З., бледный, как полотно.
— В меня, — невозмутимо ответил Путилин. — Или вы плохо стреляете? Вы боитесь промахнуться?
— Вы… вы, простите, кажется, смеетесь надо мной? — пролепетал З.
— Нисколько. Ну, а теперь прошу вас поторопиться домой.
Путилин наскоро шепнул несколько слов агенту X.
Они уехали.
Мы остались одни.
Я был поражен в этот вечер, как никогда.
— Скажи, Иван Дмитриевич, неужели из этой записки, ровно ничего не говорящей, ты ухитрился вывести хоть намек на свою кривую?
Путилин переодевался в сюртук (до этого он был в вице-мундире).
— Знаешь, что я тебе скажу, доктор?
— Что, Иван Дмитриевич?
— Никогда моя «кривая» не была так безумно смела, как эта. Ты понимаешь, что я подразумеваю под определением «безумно смела»?
— Кажется. Ты хочешь сказать, что личное вдохновение, нюх, смелость гипотезы преобладают в огромной степени над данными?
— Браво! На этот раз — ты прав. Данных здесь очень мало. Надо дерзать на верхнее чутье. Мне надоело ждать погоды, сидя у моря. Идем.
Странный разговор и странные приготовления
Был десятый час вечера.
Отвратительная погода, какая может быть только в Петербурге, несмотря на лето, разыгралась вовсю. В темноте еле мерцали тусклым светом уличные фонари. Дождь лил, как из ведра. Порывы холодного ветра били прямо в лицо.