Мы шли, закутавшись в плащи, шлепая по лужам.
Улицы были пустынны. В то время уличная жизнь замирала куда раньше, чем теперь.
— Могу я спросить тебя, Иван Дмитриевич, куда влечет нас жалкий жребий? — шутливо, хотя мне было не до шуток, спросил я.
— Можешь, доктор. Мы направляемся к дому З.
— И добираться до него надо пешком?
— Да. Так будет незаметнее. Предоставим почтенному железнодорожному тузу подкатить к своему дому в карете.
— А далеко еще?
— Нет. Минут двадцать ходьбы.
Путилин замолчал, а потом вдруг задал мне неожиданный и довольно странный вопрос:
— Скажи, доктор, медицина признает такие факты — случаи, когда человек может увидеть самого себя не в зеркале, конечно, или в каком-либо ином отражении, а, так сказать, вполне реально? Ну вот, например, я иду и вижу, что навстречу мне идет некто, который есть некто иной, как я сам?
Я с тревогой поглядел на моего славного друга. «Он, кажется, переутомился не на шутку», — подумал я.
— Да, Иван Дмитриевич, медицина знает такие казусы.
— И как она их объясняет?
— Галлюцинацией зрения, обусловливаемой мозговым заболеванием.
— Так. А вот в оккультных науках доказывается, что подобные явления есть не что иное, как раздвоение астрального тела. Одновременно я могу показаться самому себе, тебе, другим в двух, так сказать, экземплярах, — что ты скажешь на это?
— Скажу, что поражаюсь. С чего тебе, не признающему никаких оккультических «чертовщин», явилась фантазия затронуть подобный вопрос?
— Теперь говорить об этом некогда. Мы подходим к дому З.
Быстро осмотревшись по сторонам, Путилин поспешно вошел в ворота дома.
— Иди скорее, доктор!
Лишь только мы вошли туда, перед нами — в полутьме — выросла высокая фигура.
— Вы, X.? — спросил Путилин.
— Я, Иван Дмитриевич.
— Ну, что и как?
— З. благополучно прибыл домой.
— Вы исполнили все, о чем я вас просил, голубчик?
— Все. Я осмотрел черный ход. Вон он. Дверь в кухню будет открыта.
— Отлично, отлично. Ну и погода! Признаюсь, не особенно приятно дежурить в подворотне…
— А нам долго придется здесь находиться?
— На это я не сумею тебе ответить. Может быть, всю ночь и весь завтрашний день и завтрашнюю ночь. Мне надо здесь быть, тебе — как угодно.
Прошло минут сорок. Издали долетел звонкий стук лошадиных копыт. Путилин прилег на холодный асфальт, осторожно выглядывая через решетку ворот.
Звук приближающегося экипажа все усиливался. Ближе, ближе… и карета, промчавшись мимо ворот, круто остановилась у подъезда миллионера.
До нас донеслось хлопанье каретной дверцы. Путилин быстро вскочил и обратился к X.:
— Ну, идемте! Ведите меня черным ходом.
По черной лестнице мы поднялись в бельэтаж. X. открыл дверь:
— Вот кухня.
В ту минуту, когда мы вошли в нее — это была огромная, роскошная кухня богача, — к входной двери быстро бежал лакей.
При виде нас он остановился как вкопанный.
На лице его изобразился сильнейший испуг, страх.
Путилин быстро взял его за локоть.
— Тс-с! Ни звука! Тебе было приказано, как только ты откроешь парадную дверь, запереть ее на ключ и бежать к черному ходу?..
— Да-с, да-с, — лепетал лакей с перекошенным от ужаса лицом.
Для меня и X. было совершенно непонятно необычайное волнение слуги.
— Ну вот и отлично. Эти господа останутся здесь, в кухне, а ты проведи меня в кабинет барина.
— Они-с… Они-с не одни…
— Я знаю. Не разговаривать! — властно бросил Путилин.
Путилин в кабинете З. Ужас дельца
— Как? Вы уже пожаловали, ваше превосходительство? — радостно проговорил З., поспешно идя навстречу входящему в кабинет Путилину.
— Как видите, как видите, уважаемый господин З.! Ох, какой у вас сильный огонь в этой лампе! Будьте добры, убавьте немного огонь — у меня болят глаза. Я, знаете, привык к моей скромной лампе с зеленым абажуром.
З., послушно, как ребенок, бросился исполнять приказание знаменитого начальника сыскной полиции.
— Ну вот, отлично. А теперь давайте скорее беседовать. Дорога каждая минута. Дело очень серьезное. З. вздрогнул весь — от головы до пят.
— Значит, правда? Мне грозит большая опасность?
— Огромная.
— Но… ради Бога, какая же? — жалобно пролепетал великий концессионер.