С перекошенным, побелевшим лицом отпрянул к стене и замер Калиостро девятнадцатого века.
Руки его были протянуты вперед, словно он хотел защититься от страшного привидения, от самого Сатаны.
– Что это?.. Кто это?.. – лепетал негодяй в фиолетовой сутане.
– Что это, спрашиваете вы, святой отец? Это последний акт маскарада, и не вчерашнего только, а того маскарада, который вы проделывали так долго. Кто я? Извольте, я вам скажу: я – Путилин.
Яростный вопль бешенства прокатился под черным потолком таинственной комнаты.
– Ни с места, «великий брат» – Кржинецкий! Эта штучка будет пострашнее ваших черепов и аналоев.
И великий сыщик направил на «мага» и «волшебника» револьвер.
– Ну-с, ведите теперь нас в ваш кабинет, господин Калиостро.
Послушно, покорно, как автомат, пошел впереди нас мошенник-масон.
Сзади него шел Путилин с револьвером в руке.
Когда мы вошли в кабинет его, Путилин указал на кресло.
– Ну-с, садитесь, брат Кржинецкий и давайте поговорим. Скажите, кроме графини С. и княгини Д., многих еще других пощипали вы «ad ma-jorem Dei gloriam» – «для вящей славы Бога»?
Взгляд смертельной ненависти был ответом на этот вопрос.
– Я советовал бы вам, почтенный святой отец, не играть со мной в молчанку. Я вам объясню, почему. Если вы чистосердечно покаетесь во всех ваших проделках и возвратите то, что награбили, то… по всей вероятности, я поверну дело так, что вас просто вышлют из Петербурга. В противном случае – берегитесь! Я вас упрячу туда, где не помогут вам все ваши Ордена и Братства. Прежде всего потрудитесь отдать бриллианты и письма княгини и деньги графа. Да ну живее, живее!..
Изрыгая проклятия, столь мало идущие к духовному одеянию, негодяй направился к вделанному в стене потайному шкафику.
Через полчаса мы везли «Калиостро» и его черного слугу. Агент X. остался до прибытия властей в «таинственном» доме.
Две воровки
На другой день в 11 часов дня мы входили в квартиру графа С.
Он встретил нас со своей обычной надменностью.
– Что нового, господин Путилин?
– Это ваши деньги, граф? – показывая ему четыре пачки кредитных билетов, сухо спросил Путилин.
Возглас удивления вырвался из груди аристократа:
– Как? Да неужели вы отыскали их? Да, да, это они, мои деньги. О, поистине, вы – звезда сыска, monsieur Путилин! Но где они отыскались? Кто же украл их?
– На эти вопросы позвольте мне не ответить вам… Могу я видеть графиню?
– Да вот она сама, – проговорил граф. – Представь, Lili, деньги нашлись!
На пороге зала стояла графиня бледнее полотна. Ее глаза, широко раскрытые, были в ужасе устремлены на великого сыщика.
Путилин подошел к ней, пристально смотря на нее, поклонился и сказал:
– Советую вам, графиня, теперь быть очень осторожной и осмотрительной с деньгами и драгоценностями. Появился мошенник в лиловой сутане, который чрезвычайно ловко производит хищения даже… у королев.
– Lili! Что с тобой? Тебе дурно? – бросился граф к жене, которая вдруг зашаталась…
…Князь Д., как и в первый раз, встретил нас более чем радушно.
– Ну, князь, радуйтесь: я нашел бриллианты вашей супруги! – весело проговорил Путилин. – Позвольте мне лично вручить ей.
– Батюшка! Да неужели! Великий вы человек, дорогой господин Путилин!
Путилин вошел в будуар княгини, плотно прикрыв за собой дверь.
При виде его (как он потом рассказывал) княгиня замерла, жалобно-умоляюще глядя на него.
– Успокойтесь, княгиня… Я не враг ваш, а друг. Берите с богом ваши драгоценности, а кстати и эту пачку писем.
Княгиня в ужасе закрыла лицо руками.
– Боже мой… Боже мой, – вырвалось у нее с отчаянием.
– Даю вам слово, что никто про это не узнает. Но да послужит вам это жестоким уроком на будущее время. Я рад, что мог спасти вас от позора.
Княгиня вдруг вскочила с кресла и со слезами радости и благодарности схватила руку великого сыщика, пытаясь ее поцеловать…
Во избежание скандала дело было замято и не дошло до суда.
– Как ты дошел до своей «кривой»? – спрашивал я потом моего Путилина.
– Видишь ли, до меня уже давно доходили слухи о том, что «прозелиты» масонских лож в России далеко не бескорыстно вербуют членов в свои Ордена, Братства. Что еще более мне было известно, так это то, что главное свое внимание они обратили на женщин как на материал-воск, из которого они могут лепить все, что им угодно. «Загадочность» исчезновения денег у графа С. – первый плюс.
– Какой? – воскликнул я.
– Принимая во внимание его разъяснения о предосторожностях и собаке, я решил, что украсть деньги мог только свой человек. Какой? Да самый близкий, такой, чье приближение и вход в кабинет не вызвал бы лая собаки. Очевидно, жена. Я недаром влезал на стул и осматривал дверь. Мне надо было убедиться, не были ли шпингалеты двери с вечера открыты. И один взгляд убедил меня в этом. Оказывается, граф запер открытые дверцы дверей. Простое усилие извне – и запертая дверь отперлась совершенно свободно. Ласковый голос хозяйки – и страшный дог молчал.
О втором «преступлении» не стоит и говорить. Оно симулировано детски наивно. Но… у меня мелькнула мысль: не замешаны ли в этих сиятельных хищениях любовники? Я стал следить и… дошел до костюмированного бала. На нем, как тебе известно, я встретил и графиню «Марию Стюарт», и «великого». Его я проследил, в первый раз в моей жизни сидя на рессорах кареты. Отсюда, увидев несколько экипажей, остановившихся у подъезда «таинственного особняка», я решил играть ва-банк… беспроигрышный. Остальное ты знаешь.
Претендент на болгарский престол (Корнет Савин)
Граф Тулуз де Лотрек в Константинополе
Прежде чем начать повествование о замечательном деле «претендентства корнета Савина на Болгарский престол», деле, в котором гениальный авантюрист столкнулся с гениальным сыщиком и где оправдалась поговорка «нашла коса на камень», скажем несколько слов о корнете Савине.
По своему общественному положению, по дерзкой отваге, по изумительному блеску выполнения своих смелых «похождений», по полету фантазии из всех русских авантюристов, бесспорно, первое место принадлежит корнету Савину.
Свою славу он распространил далеко за пределы своего отечества, прогремев за границей.
Блестящий офицер, молодой, красивый, ловкий, с ума сводивший женщин одним взглядом, лихой танцор, безукоризненно владеющий несколькими иностранными языками, он «свихнулся» с прямой дороги и покатился по наклонной плоскости.
Пытаясь сначала стоять только на грани гражданского и уголовного права, он перешагнул в область уголовщины.
Тут и началось! Одна безумно-смелая авантюра следовала за другой, и скоро послужной список экс-корнета обогатился массой громких деяний, не только изумлявших, но даже и восхищавших наше и заграничное общество «чистотой работы» и, я бы сказал, аристократичностью ее.
Если можно вообще в бездне человеческого падения найти красоту, то этой уголовно-преступной красотой обладал в полной мере Савин. Поистине, он был велик и в падении!
Но едва ли не самым замечательным в характере этой недюжинной личности являлась его уверенность в своем самозванстве.
Он мало-помалу так претворял в себе свою ложь, так свыкался с ней, что потом не на шутку начинал верить в нее, не отделяя вымысла от правды.
Это любопытное явление в области гипноза, самообмана было отмечено многими прозорливцами духа человеческого.
Так, у Гоголя есть замечание, что в знаменитой сцене вранья перед городничим и его присными Хлестаков искренно верит в ту ерунду, которую несет о «лабардане» и тридцати тысячах курьеров.
У Пушкина растрига Гришка Отрепьев увлекается до того, что опять-таки искренно считает себя русским царевичем Димитрием.
Были моменты, когда Емелька Пугачев, «сорваными ноздрями», в состоянии длительного «аффекта лжи», говорил сам себе, что он – подлинный император Петр Федорович…
Константинополь – гордая столица Блистательный Порты, был залит горячими, яркими лучами солнца. Как красив, дивно хорош был он, купаясь в этом море света, со своими высокими белоснежными минаретами, со своим очаровательным видом на Босфор.