А утром, чуть забрезжил рассвет, они с Николаем уже неслись на мотоцикле по грунтовой дороге мимо орешника и кукурузных полей в сторону планерной школы. Николай ушел к спортсменам, а Иван сначала зашел в свой кабинет, а потом направился к складу ПДИ.(Парашютно-десантного имущества)
— Ваня, — переходи к нам, — сказал, поздоровавшись, Марченко, — тут ты в своей тарелке будешь.
— И кем же я у вас буду?
— Да хотя бы заведовать этим складом. Тебе сколько платят?
— Сто двадцать рублей.
— Ну а тут будешь сто четыре получать, так, зато закрыл склад — и свободен.
— И кто же это решает?
— Да я, например. Вон листок бумаги, вон ручка, садись и пиши.
— Надо подумать; а как начальник на это посмотрит?
— А мы ему вариант предложим.
— Какой?
— Ты Евневича знаешь?
— Конечно — отличный мужик!
— Мужик что надо, но возраст: вот вы и поменяетесь.
— Но он, же инструктор, а я кто?
— Ты не ерепенься, он пойдет на твою должность, а ты — сюда, я с ним уже работу провел, он жаждет быть заместителем. Так что, идет?
— Если так, тогда идет!
— По рукам?
— По рукам!
Обменялись рукопожатиями.
— Только никому пока ничего, я сам все оформлю.
— Хорошо.
Подъехала машина и утащила прицеп с парашютами на аэродром. Марченко с Иваном пошли к мотоциклу. На аэродроме прогревала двигатель «Аннушка». А потом, разбежавшись, оторвалась от земли и медленно поползла вверх.
— Чего это она? — спросил Иван.
— Да это Ивлев, опять партизанщину разводит, когда-нибудь ему нагорит за это. Никто не хочет с ним связываться, хотя все понимают, что взлет без разрешения — это преступление.
— А не много ли у нас запретов, Володя: это — нельзя, то — нельзя, а что же «льзя»? — зло спросил Иван.
— Ну, это с какой стороны посмотреть.
А в это время, набрав высоту, «АН-2» медленно кружил над аэродромом.
Глава одиннадцатая
Настя возилась в конюшне, когда Виктор вошел во двор. Сняв ружье с саблей и рюкзак, он опустил в колодец ведро и достал воды. Услышав скрип колодезного сруба, на крыльце показалась Настя.
— Ну что, успокоился? Находился, набегался, теперь можно и на боковую! — сказала она то ли в шутку, то ли всерьез.
— Ты только посмотри, что я нашел! — и Виктор начал отсоединять от ружья саблю.
— Ну и что? Сабля, правда, дорогая.
— Ага, дорогая, ты смотри, что здесь написано! — и Виктор еще раз стер рукавом налет с места гравировки.
— «Граф Чубаров В.И.», — прочитала Настя. — Опять Чубаров, прямо заколдованный круг какой-то! И в Крыму, и в Таганроге, и в Сибири — везде Чубаров!
— Я вот тоже шел и думал: может, их было много, Чубаровых-то, а может, это только сабля его, но тогда зачем этого человека захоронили вместе с саблей, да еще и… — и Виктор чуть не проговорился, но Настя ничего не заметила.
— Ее надо в музей сдать — ишь как искрится и сверкает!
— И не подумаю!
Хлопнув калиткой, вошла Люда.
— Что-то ты сегодня рано, — сказала Настя.
— Ничего себе «рано», — уже четыре часа, и так шесть уроков отмучились. А что это вы тут рассматриваете? — и, взяв у Насти саблю, восхищенно расширила глаза. — Ух ты, вот это вещь, дядя Витя, ты знаешь, сколько она стоит?
— Откуда я знаю!
— Да тут и знать не надо, видишь — алмазы!
— Где алмазы? — поразилась Настя.
— Вот же, в орнаменте, — один большой и два маленьких, — и Людмила показала на бриллианты, забитые землей.
— Может, это простые стекляшки! Давайте мы ее в керосине отмоем, и тогда вы посмотрите.
Виктор принес банку керосина. Налили в ванночку, и Люда начала, легонько смачивая тряпочку в керосине, смывать грязь.
— Хоть форму школьную бы сняла! — рассердилась Настя. — Вымазать недолго, а стирать как?
Сабля на глазах становилась прямо-таки сказочно красивой.
— И такое чудо сдать в музей? — восхищался Виктор. — Повешу на ковер над кроватью.
— Ну да, и тебя, дядя Витя, через три дня упекут в каталажку! — сказала Люда.
— Так что, может действительно сдать? — засомневался Виктор.
— Ни в жисть! Надо смазать и спрятать до лучших времен, — запротестовала Людмила.