Иван вначале не придал этому письму особого значения, только подумал: «А про Оксану — ни слова, будто ее нет». Но письмо все, же при случае показал Якову Ивановичу, которого оно очень обрадовало: «Так это же получается, что у тебя есть дом в Крыму, твой дом! Только я не пойму, причем тут смена фамилии?» «Это длинная история, сразу не расскажешь, но у меня должна быть фамилия Исаев, а отчество — Егорович. Виктор Иванович с тетей Настей меня усыновили».
— Это уже интересно! Выходит, что ты мне и не родственник?»
--Выходит, но я когда-нибудь потом вам все расскажу».
— Ну, добро, потом так потом, тем более что впереди у нас времени достаточно».
Заканчивалось короткое северное лето, созрели ягоды брусники, жимолости, красной и черной смородины; огромное разнообразие птиц небольшими семейными стайками, просто по нескольку десятков, а то и большими косяками, кружились над тундрой, поймами болот и рек, готовясь к перелетам на юг; почти совсем побелел Пенженский хребет, засыпанный снегом, нет-нет да и плюнет холодком из Чукотки северо-восточный ветер. Стада диких оленей переплывали реку, уходя на зимние пастбища.
Удивительно, но на севере почти не бывает весны или осени, тут лето сразу переходит в зиму, а зима — в лето: так быстро меняется погода. Стоит только диким оленям переплыть реку и уйти на зимние пастбища, как через два-три дня пойдет «шуга» и река покроется льдом, и так же зимой: как только уйдут дикие олени через реку на летние пастбища, через два-три дня пойдет лед и вскроется река. Даже домашние олени ведут себя беспокойно, если этот график не выполняется. Сейчас все готовилось к зиме: животные, которые оставались на зимовку, набирали вес, стараясь как можно больше накопить жиру или заготовить корм впрок; облагораживали норы, укрытия в щелях, в разных углублениях; птицы готовились к перелетам; люди собирали ягоды, солили рыбу, закупали продукты, а на календаре был только август, по материковым меркам — разгар лета, время уборки урожая, а потом еще будет осень. Но тут, на севере, все по-другому. В самом начале сентября могут стукнуть слабые морозцы градусов под двадцать, так что надо готовиться ко всему заранее.
Вот и сейчас в части готовилась баржа для выхода в Манильскую губу Охотского моря на красную рыбу. Обычно солдаты туда рвались — все же свобода, романтика, открытое море, хотя сама рыбалка мало чем напоминала рыбную ловлю на материке. Это была работа до изнурения, когда коченеют от холодной воды руки, когда страдаешь от морской качки, а холодный пронизывающий ветер заставляет надевать полушубки и шапки, — но все же это рыбалка, о которой потом солдаты долго рассказывают друг другу. Итак, готовилась баржа к отплытию, грузились бочки, сети, провиант для рыбаков.
Вместе со всеми работал и Иван.
— Сердюченко! — услышал он крик со стороны станции. — Срочно к телефону!
Иван стал карабкаться на вершину сопки, где располагалась станция. Звонил Яков Иванович. Была суббота, редкий выходной день. Майор был дома и поэтому звонил из поселка. «Ваня, бери ноги на плечи и спускайся вниз, завтра Людмила и Надежда Павловна улетают на материк, надо бы посидеть вместе. Насчет увольнения я договорился, скажи только старшине!»
— «Понял, — не по-военному ответил Иван, — буду через полчаса».
И вот сержант идет по проселочной дороге, ведущей к поселку. На душе радостно от того, что буквально завтра уедут два человека к нему домой, в родное село. Люда будет учиться в школе, увидит его учителей, будет говорить о нем. Да ему и самому осталось: «Прощай, Север, здравствуй, Сибирь! А может, здравствуй Крым!» Он еще толком не решил, куда поедет.
Так и шел он, насвистывая веселую песенку, иногда останавливаясь и поднимая голову вверх, чтобы посмотреть на очередную стаю птиц, готовившуюся к далеким перелетам и кружащуюся над тундрой большими и малыми косяками. Уже не пели жаворонки и не куковали кукушки. Все готовились к зиме.
Глава четвертая
А в это время Виктор Иванович и Анастасия Макаровна сидели в кабинете начальника районного отделения милиции и слушали седого пожилого майора, который, листая бумаги, изредка строго смотрел на них через большие в роговой оправе очки.
— Ну и накрутили вы, — говорил он хриплым басом, — почитай, больше месяца разбираюсь, еле разобрался. — И он, раскладывая по порядку бумаги, продолжал: — Исаев Егор Иванович числился без вести пропавшим и ни в каком розыске не находится и не находился. Жена его Варвара также числится без вести пропавшей, а вот насчет ребенка нашлись свидетели на станции Гуково, которые подтверждают, что мать умерла после родов, а куда потом девался сам ребенок, никто не знает. Так что можно предположить, что все, что вы тут написали, правда. Только не пойму, зачем это? А потом, захочет ли сам Иван менять фамилию? Ведь заявления от него пока нет.