«Агармыш, Агармыш. Миллионы лет ты тут стоишь» — вспомнила старушка стихи, которые любил читать ей муж.
— Софья Ивановна! Софья Ивановна! — кричала девочка-почтальон.
— Иду, иду! — заторопилась старушка.
— Вам телеграмма, вот распишитесь.
Старушка засеменила к веранде за очками, приговаривая: «Как же так, как же так, я же только сегодня письмо отослала, и вдруг — телеграмма».
Надела очки, развернула телеграмму: «Милая Софья Ивановна, если вы не забыли фамилию Кузнецовых, то я через месяц буду у вас. Не волнуйтесь, ждите — Володя». «Какой Володя, — недоумевала старушка. — Кузнецов, Кузнецов… Так это же внучек мой, выплаканный да выстраданный… Неужто объявился? Господи! Помоги мне справиться с этими радостями! Где же ты пропадал-то почти двадцать лет?»
Софья Ивановна несколько раз перечитала телеграмму — все верно, это он, Володя. Телеграмма из Москвы, значит, он сейчас в столице. Старушка уткнулась лицом в ладошки, в которых держала телеграмму, и залилась слезами. «Наконец-то Господь услышал меня, наконец-то! Вот и внук мой объявился, глядишь и заиграет ещё жизнь в этом доме» — тихо причитала она.
Глава девятая
Оксана подолгу просиживала одна в своей общежитейской комнате в длинные осенние вечера, перечитывала письма от Ивана, из дома, из школы, делала домашние задания, просто читала или думала. Вторая девочка, которая жила с ней, болела гепатитом и лежала в больнице. Вот и сегодня в уютной комнате было тепло, светло и тихо. У кровати Оксаны стояла обыкновенная деревянная тумбочка, на которой лежала зачетная книжка. Положив письма в тумбочку, девушка раскрыла зачетную книжку: «Исаева Оксана Ивановна», — было написано на первой странице, дальше шли семестры, зачеты, экзамены и везде высшие оценки, даже экзамен по фармакологии Оксана сдала на «пять баллов». «И все-таки я молодец, — похвалила себя девушка, — вот только в любви мне не везет — никак не встречу своего «рыцаря». Из всех знакомых парней это слово больше подходило к Ивану. Но вначале от него приходили хорошие, душевные весточки, а потом письма с солдатским треугольным штемпелем стали приходить все реже и реже, а после того как Иван написал о какой-то седине возле уха, переписка почти прекратилась. «Может, он кого встретил, полюбил. Два года — это, конечно, срок, ну а я-то, что же я — нравится ли он мне? Вначале да, еще как! Сердце замирало от одной только мысли о нем, а потом? Потом была обида, потом вроде бы все утихло, и вот опять я потянулась к нему, а сейчас не пойму ничего», — так думала студентка второго курса мединститута Оксана Исаева. В дверь постучали.
— Войдите! — сказала Оксана.
— Оксана, я письмо взяла на вахте, адресовано тебе, — сказала девочка из соседней комнаты и протянула конверт.
Оксана поблагодарила и посмотрела на адрес. Вскрыла, когда девочка вышла. Письмо было от Ивана. Он сообщил, что уволен и вместе со своим дядей едет домой, пишет, что давал телеграмму Рите Ивановне, скорбит по Василию Лукичу. А в самом конце написал: «Я все никак не пойму, кто же мы с тобой? Брат и сестра или хорошие друзья, или кто? Меня это очень волнует. Представь себе — мне двадцать первый год, отслужил армию, еду домой, а дальше что? Учился хорошо, можно сказать, отлично, а ничего не достиг. Теперь все настаивают, особенно твоя мать, чтобы я поменял фамилию. А зачем? Тогда я тоже буду Исаев. А что дальше делать-то будем, Исаевы? Так кто же ты мне, Оксана? Ответь, пожалуйста, но уже домой».
Девочка прочитала письмо два раза, особенно последние предложения. Что-то родственное, какая-то жалостливая любовь шевельнулась у нее в груди, заныло под ложечкой. «И все же я его люблю, — подумала Оксана, — но как-то не так, как надо, хотя как «надо» — я и сама не знаю». И ей захотелось прижаться к Ивану всем существом, поплакаться, рассказать о своих бедах и печалях, говорить, говорить, говорить, чувствовать его мужественное тело, идти рядом с ним и любоваться его статной фигурой, ловить восхищенные взгляды знакомых девочек, ну точно так, как тогда в школе. «Какая же я дура, это же и есть любовь! И надо написать ему об этом сегодня же», — решила Оксана.