Этот сон снился ему почти каждую ночь… Он каждый раз просыпался и остаток ночи не мог уснуть. Лежа на спине, он размышлял о том, что лучше – влачить жалкое существование в концлагере, питая надежду на освобождение и возвращение домой, или лучше было тогда, в июне сорок первого года, в той яме, пока ещё были силы решиться на побег и там как повезёт – или пробиться к своим и сражаться, или погибнуть, но уже больше ничего этого не видеть и не терпеть это бесконечное унижение. Мысли эти были от того тягостней, что если тогда он так и не решился на побег, то сейчас он уже не находил не только решимости но и физических сил чтобы решиться на побег.
От новых пленных он узнавал положение дел на фронте и это его ещё сильнее вгоняло в состояние безнадежного отчаяния и уныния – наши войска отступали всё дальше на восток.
Прошло около двух лет как в один из весенних дней сорок третьего года его вызвали в администрацию лагеря. Расспросили о прошлом, что он умеет делает. Иван, как простой человек, выросший в деревне и не привыкший врать всё честно рассказал про себя. Оказалось, что одному немецкому бюргеру, чьи сыновья были в армию нужен был работник по хозяйству и он решил его купить у начальника лагеря. Выбор пал на Ивана, как на деревенского жителя, который многое умеет делать по хозяйству. Ивану объяснили, что, если он вздумает бежать, он будет расстрелян, сразу же как только будет схвачен. Бежать ему некуда – его родная Сибирь очень далеко, а даже если он до неё сумеет добраться там его ждёт арест и отправка в лагерь, потому что всех, кто попал в плен власти объявили предателями.
Вот Иван вышел за ворота лагеря, с мыслями о том, что худшее должно быть позади – бюргер он же, по сути, крестьянин, а значит простой человек и не станет относиться к такому же крестьянину, так как это делала охрана концлагеря. Ещё в лагере его переодели из полосатой робы военнопленного в чью-то старую гражданскую одежду на которой во всю спину была краской нанесена надпись «Ost», такая же надпись была и на груди. Он шёл по немецкому посёлку, вдыхая запах свежей краски и вспоминал родное село и им построенную школу, в которую осенью пошла его старшая дочь. В школе также пахло свежей краской. Иван видел всё это словно наяву и вдруг, в его видениях школа превратилась в обгорелые дымящиеся руины, точно такие же, как и казарма его полка. Видения были настолько реальными, что он аж замотал головой словно пытаясь разогнать их.
Глядя на посёлок, Иван не мог не заметить, что люди в нём живут богаче чем в его родном селе и тех, селах рядом с которыми он служил. Дом бюргера, оказался самым большим и богатым, Ивана не повели даже через ворота – его через калитку для скота завели сразу на скотный двор. Бюргер при помощи немецкого языка и жестов объяснил Ивану его обязанности. Иван за время пребывания в плену частично изучил, а вернее сказать, запомнил часть немецких слов и их смысл. Местом для ночлега ему определили скотный двор. Кормили в основном отбросами. Работы было много – хозяйство у бюргера было большое. По малейшему поводу, а порою и без него бюргер бил Ивана чем придётся. В общем жизнь Ивана не стала лучше, чем в концлагере.
Прошёл ещё год. Бюргер, получив извещение о гибели одного из сыновей, сначала выместил злость на Иване – избил его подвернувшимся под руку черенком от лопаты, а потом упал бессильно на землю и заплакал. Иван, догадавшись в чём дело поднял бюргера и оттащив до беседки усадил его на лавку, после чего принес ковш воды, поставил его на стол перед бюргером. А сам пошёл опять на скотный двор. На скотном дворе он, подобрал тот самый, сделанный его же руками, черенок и сломал его через колено. С тех пор бюргер как-то осунулся и стал немного лучше относиться к Ивану. Спустя несколько месяцев, уже осенью пришло извещение о гибели второго сына.
В эти дни Иван заметил какую-то перемену в бюргере, его хозяйке и других жителях посёлка. В их глазах Иван увидел страх. Этот был какой-то животный страх. Бюргер пришёл к Ивану и сказал, что вытопил баню, и Иван может пойти и помыться в ней и что в предбаннике на лавке лежит стопка чистой одежды, которую Иван может одеть после бани. Это была одежда сыновей бюргера.