Раннее творчество Никитина несло в зародыше темы и образы его поздней зрелой поэзии, в частности, историко-патриотического звучания. Как уже говорилось, в 1851 г. было написано стихотворение «Русь», по словам Н. И. Рыленкова, «остающееся до сих пор одним из лучших образцов русской патриотической поэзии». Тогда же был создан «Юг и Север» — своеобразное элегическое прощание с романтической экзотикой, которая еще недавно привлекала («Отъезд»). Поэта уже не манит «сторона, где все благоухает», он, как и лермонтовский лирический герой («Родина»), возвращается в дорогие сердцу родные места:
Последние строки навсегда соединились с именем Никитина, их особенно часто повторяли в лихие для нашего Отечества годины.
Наряду с истинно национальными гимнами России, созданными по внутреннему побуждению, под впечатлением Крымской войны и по настоянию знакомых, он сочинил и несколько урапатриотических виршей («Война за веру»), которых потом стыдился или вообще не печатал («Донцам», «Новая борьба»). Это казенное поветрие оказалось недолгим, он избавился от него, как будто очнувшись вместе с последними залпами севастопольских пушек.
Уже на самом раннем этапе творчества формировался Никитин — мастер лирических пейзажей. Среди его картин этого периода такие замечательные, как «Утро» («Звезды меркнут и гаснут…»), «Встреча зимы» («Поутру вчера дождь…»), «19 октября» («Что за утро! Серебряный иней…»). Никитинская природа ориентирована на изображение очень личных, субъективных переживаний — отсюда ее многозначность и неуловимость. Первые же его пейзажные откровения говорили о приходе в литературу не похожего на других лирика. Никитин объяснился в любви к природе, в которой видел своего рода высшее женское начало: любовь его свята, доверчива, нежна. Прав В. П. Скобелев, один из современных исследователей, видящий в никитинских пейзажах идеализированный эквивалент человеческих чувств.
Народный образ зимы, космический охват пространства, праздничность атмосферы — все здесь никитинское. Он, как всегда, не стремится удивить читателя неожиданной метафорой, его чувство индивидуально, не индивидуалистично, он не разрушает обыденное впечатление «публики», а помогает ей в работе воображения. Радушие и щедрость крестьянина — вот основное настроение картины. «Просим милости к нам…», «…и ковры расстилай» — как это по-хозяйски основательно и верно, приподнято над буднями (гостей созывают в мужицких избах не каждый день и ковры стелют по торжественным случаям). И свежий ветер («Песни севера») — любимый никитинский образ — ощущается как обновление, очищение притомившейся жизни. «Гостье-зиме» открыта дорога не только для «гулянок», но и для полезного дела. Присутствие в никитинской пейзажной лирике мотива труда — весьма примечательная ее особенность. Землю и небо поет не праздный человек, а труженик, который однажды сказал: «Жить, не работая, или, что то же, жить, работая дурно… я не могу…»