«Утомившись порядочно за день, — рассказывает поэт, — в сумерки я зажигаю свечу, читаю какой-нибудь журнал; когда же чувствую себя несколько здоровее, берусь за Шиллера и копаюсь в лексиконе, покамест зарябит в глазах: часов в 12 засыпаю и просыпаюсь в 4 ч., иногда в 3 ч.».
Изредка Никитину удавалось вырваться из дома на часок-другой, поручив постоялый двор Дмитричу, недоучившемуся семинаристу, «убоявшемуся премудрости». Он состоял у него в роли приказчика, лучше сказать, мальчика на побегушках. Если горе-помощник не был в подпитии, Иван Саввич, скрепя сердце, оставлял на его попечение извозчиков, а сам в условленный час спешил к Каменному мосту, к особняку, где квартировал Николай Иванович Второв. Иногда в таких отлучках выручала Аннушка Тюрина, его двоюродная сестра-сверстница — благо она жила в доме напротив — доброе и милое существо, обожавшая его и, как говорит молва, безнадежно в него влюбленная.
У Второва его приветливо встречала жена хозяина, очаровательная Надежда Аполлоновна; она провожала смущенного Ивана Саввича в гостиную, где уже кипели споры: как всегда, бушевал Придорогин, обрушивая кары на голову городского головы и прочее местное начальство, пыхтел за чаем толстяк Нордштейн, тихонько в уголке сидел чинный де Пуле, а рядом с ним новичок второвского кружка, его воспитанник по кадетскому корпусу, начинающий стихотворец Федор Берг; в сторонке полуиспуганно внимал оратору скромный Зиновьев. Второв иногда мягко и добродушно вставлял свои резонные замечания, охлаждая вспыхивающие страсти. Обсуждали начинавшие выходить народные русские сказки, собранные воронежцем А. Н. Афанасьевым при посредничестве земляков, толковали об устройстве при губернском статистическом комитете архива материалов допетровской эпохи, говорили о программе исторических и этнографических разысканий… — каждому находилось конкретное дело. Не обходилось без разговоров о недавно так печально закончившейся Крымской войне, журнальных мнениях по этому поводу и, конечно, о статьях в «Колоколе».
Доходила очередь и до Никитина. Он читал отрывки из «Кулака», затем начиналась критика: типично — нетипично, удачно — неудачно, коротко — длинно, — каждый мерил на свой аршин, что сбивало автора до чрезвычайности. Хорошо, если кто-нибудь из гостей вспоминал о первой книге Никитина, и тогда все переключались на обсуждение затянувшейся литературной новости. Поэт молчал, потому что рукопись его стихотворений уже два года лежала у вице-директора департамента полиции графа Дмитрия Николаевича Толстого, добровольно взявшего на себя вместе с неким А. А. Половцовым все расходы по изданию сборника.
Граф Д. Н. Толстой не был чужд научных полудилетантских занятий, напечатал работы об Антиохе Кантемире и Данииле Заточнике, баловался археологией, языкознанием, публиковал статейки по вопросам внутренней политики. Деятель из тех, кого называют просвещенным администратором. Просвещенность эта была монархической, подкрепленная официально принятыми богословскими догмами. Порядок на троне и в душе верноподданных для его сиятельства значил превыше всего.
Минуло два года, как Никитин послал Д. Н. Толстому свои стихотворения — да еще каких два года! — Александр II сменил Николая I, итогом Восточной войны стал позорный для русских Парижский мир, роптало подневольное крестьянство. Литература все смелее говорила о народных нуждах.
Во второвском кружке все эти вопросы горячо обсуждались, и Никитин, вчерашний семинарист-послушник, все более проникался новой общественной атмосферой.
Беспокойное ожидание своей первой книги, постылые домашние хлопоты, неотступная болезнь очень тяготили Никитина. Чтобы отвлечь Ивана Саввича, А. П. Нордштейн познакомил его с одним милым семейством.
В. П. Малыхин, сын воронежского педагога и журналиста, породнившийся с этим семейством, вспоминал, что это произошло зимой 1865 г. на любительском спектакле.
«В этот вечер, — пишет мемуарист, — была разыграна «Сумасшедшая актриса» и поставлено несколько живых картин. Главную женскую роль… играла тогда молоденькая барышня Наталья Вячеславовна Плотникова, которая своею бойкостью и безыскусственностью очаровала Никитина, и он обратился к Нордштейну с просьбою познакомить его с семейством Плотниковых». Как уже можно догадаться, «молоденькая барышня» приглянулась поэту. «Нечего удивляться, — писал по этому поводу де Пуле, — что Никитин любил бывать в обществе женщин и что женщинам он нравился».