Укрепляя свою веру, Шмелев поехал в храм на вынос Животворящего Креста. С одной стороны, душевное удовлетворение, действительно, получил, но с другой стороны, общение со схимонахом вселило в его душу раздражение: схимонах по сути своей очень уж советский… вот бесовское наважденье… так и чертей в схимонахи обрядят…
Как скучен мир!.. Перепады от вдохновения к душевному упадку сопровождали Шмелева на протяжении уже многих лет. Он старался не читать газет и обходиться без радио — подарил его Ивику. Некоторые рассказы и очерки он писал для собственного ободрения. Например, в мае 1947 года появился «Врешь, есть Бог…», рассказ из цикла «Заметы». В основу сюжета Шмелев положил переданную ему Вересаевым историю, которую тот услышал от своего шурина — видного большевика Смидовича. Описанное событие произошло летом 1922 года в Ильинском, где ранее была резиденция великого князя Сергея Александровича, а в 1922 году жил Троцкий. Двенадцатилетний сын Троцкого, как Петр Первый, завел потешных и решил доказать им, что Бога нет: выплыл на середину пруда, достал икону Богородицы, обвязал ее бечевкой, привязал кирпич и бросил в пруд. Однако икона чудесным образом выплыла. Ночью по просьбе батюшки ее достал матрос.
В 1947 году Шмелева увлекла программа «Русской мысли». Он был рад тому, что газета продолжала издаваться в Париже, и принял предложение о сотрудничестве. Выпускалась она на русские деньги, ее редактором был Владимир Феофилович Зеелер. Зеелера Шмелев любил. Давно, еще 14 марта 1937 года, он писал Ильину: «Есть душа одна, Зеелер, хмурый с виду, но горячий внутри, любящий. Он — навещает, приходит таким добрым, „закрытым“ медведем, бурчит, молчит — утишает»[583]. «Русскую мысль» Шмелев посчитал первой русской свободной газетой. Он одобрял ее православную направленность. Причем газету решено было не ориентировать на боевой дух — она должна быть созидательной. Что ж, он и с этим согласен.
Шмелев поспешил привлечь к газете Ильина, но тот ответил принципиальным отказом и даже попросил его умерить эмоции, ибо с собаками ляжешь, с блохами встанешь: работать на «Русскую мысль» значит полупринять советчину.
Шмелев возражал и продолжал сотрудничать с газетой. У него были свои мотивы, и для Ильина они не новы. Когда Ильин ушел из «Возрождения», Шмелев внушал ему: надо служить читателю. Принципиальность друга была непонятной. Он уверял Ильина в том, что «Русская мысль» — вовсе не помойная яма. Шмелев не получил от газеты пока ни сантима, но не беда — пусть газета встанет на ноги. Ведь если он и Зайцев уйдут, тираж упадет вдвое. Он отдавал в газету очерки, а редакция в свою очередь приняла решение печатать «Пути небесные». Ильин крайне пренебрежителен: «Сброд бесхарактерных немыслителей»[584]. И саркастичен: Зеелер Шмелева «безсантимно сентиментит»[585]. Он даже отказал Зеелеру в просьбе дать предисловие к «Путям небесным», правда, под вполне корректным предлогом: Шмелев не нуждается в предисловиях. Он уверял Шмелева в том, что от номера к номеру газета становилась все бледнее и неинтересней, потому что послушна католическим союзам и способна только на полуправду.
Ильин вообще говорил нет, если речь заходила о пошатнувшихся или о противниках. Вот Ольга Александровна запросила новый адрес Ремизова, Шмелев в свою очередь справился у Ильина, но тот не дал: Ремизов перешел на сторону Советов.
8 августа 1947 года скончался Антон Иванович Деникин. Для Шмелева это был удар, «утрата неизбывная»[586], как он писал 29 августа Ксении Васильевне Деникиной. С Деникиным он был дружен, они были близки в быту, постоянно общались с 1926-го до конца войны — в 1945 году Деникины уехали в Новый Свет. В «Русской мысли» 16 августа появилась статья Шмелева «Памяти „Непреклонного“», написанная 12 августа. В ней говорилось о том, что Деникин православный, глубоко-религиозный человек, человек-солдат, что Его девиз — Бог, Россия, Свобода, что он был лучшим примером правителя-демократа, но в годы его служения рядом не оказалось равных ему сотрудников и сподвижников.