Роман должен был разрешить могучие бытийные вопросы, которые вставали перед Шмелевым на протяжение его многотрудной жизни. А. Карташев имел основания написать:
В положительном понимании христианства и церкви Ив<ан> Серг<еевич> был поразительно прост… В этом смысле его религиозная психология была старообрядческой: «Так было, так и должно быть, лучше не выдумаешь! <…>» Вот почему было так безысходно его томление над замыслом «Путей небесных». Он удачно вел своих героев по первоначальным этапам религиозного пробуждения и просветления. Но надо было когда-то ответить не словами, а художественной правдой жизни на вопросы, превышающие религиозный опыт автора, а может быть, и самой статической церковности. Неудивительно, что автор изнемог. Сам Гете не одолел проблем второй части «Фауста», Гоголь второй части «Мертвых душ», даже Достоевский не дошел до «ответов» в «Карамазовых», даже Толстой — в «Воскресении». Такова вообще судьба вопросов, превышающих достигнутое человечеством и данное ему откровение[608].
Итак, православный роман. Православие в понимании Шмелева есть «высшая свобода души, полная свобода… только надо вы-нести ее!»[609] — так он писал О. А. Бредиус-Субботиной 22 сентября 1941 года. Православные — горячие, пишет Шмелев, вспомнив из Божественного наказа Иоанну в «Апокалипсисе»: «И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: „я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды“; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3, 14–17). Православные, по Шмелеву, не теплые, а горячие — потому «нас Господь не изблюет из уст Своих»[610]. Князь Владимир, «слишком накрутивший в жизни», то есть горячий, принял православие, почувствовал в нем «свою стихию»[611].
В «Путях небесных» Шмелев изобразил горячих.
Главный герой романа — Виктор Алексеевич Вейденгаммер — переживает совестный акт. Ему есть в чем виниться: «Я стал, в некотором смысле, нигилистом <…> испытывал как бы сладострастие, когда при мне доходили в спорах до кощунства, до скотского отношения к религии»; «Стыдно вспоминать, но мной овладело бурное чувство вожделения»; «Такие и еще более растлевающие мысли меня сжигали»; «Я ее развращал невольно» и т. п.
Шмелев полагал, что преображение Раскольникова — ложь, Раскольников — «нудящий неврастеник»[612]. Его герой — интеллигент с нормальной психикой, в определенном смысле гедонист 1870-х годов. Вейденгаммер — человек порыва, поначалу невер, для Амфитеатрова он — «москвич в Фаустовой мантии»[613]. В шестнадцать лет он познакомился с немецкой философией, случилось отпадение от религии, он, как в университетские годы сам Шмелев, стал отходить от веры; как Шмелев, он увлекся «Рефлексами головного мозга» Сеченова, и вселенная представилась ему «свободной игрой материальных сил»; окончив техническое училище, он, инженер-механик, занялся астрономической механикой, составлял карты небесных движений, и все это подвело его к мысли о тщетности человеческого знания, беспомощности мышления перед непознаваемым небом. Он бросился искать доказательств «вне-пространственно-материальной силы», и ему вдруг открылось черное мартовское небо в звездах; глядя в звезды, в секущие параболы, в небесные пути, прозрев «мириады солнечных систем», он погрузился в тоску, осознал свою никчемность, понял, что ограблен небом, что он «окурок».
Тридцатитрехлетний Вейденгаммер совершает аморальные поступки. Встретив юную Дариньку, он разжигает в себе хотение: «Мне хотелось, просто, иметь эту беззащитную». Глядя на «черничку» Дариньку во время церковной службы, он впадал в кощунственную страстность и готов был петь ей тропари, как Пречистой, «соблазнялся в храме и соблазнял». В горький для нее период, когда она оплакивала смерть своей наставницы матушки Агнии, он овладел ею «в страстном исступлении». Оставив Дариньку в Москве и отлучившись в Петербург, он соблазняется там знаменитой венгеркой-танцовщицей. Шмелев, как свидетельствовала Юлия Кутырина[614], думал развить в романе тему прозрения истины через грех. Эта же мысль была в «Пути духовного обновления» Ильина.
608
614
См.: