Шмелев задавался вопросом: за что выпадают такие испытания? И утешал себя надеждой, что через боли и тревоги человек откроет для себя истинную жизнь… или не для себя, а для будущего человека… так ему предопределено. Свою мысль о целесообразности всего происходящего — и страданий тоже — он высказал в рассказе «Лихорадка» (1915): «И жизнь постепенно формируется и движется к какой-то великой цели. Через эти страдания выявляется светлый лик жизни, через века… покупается великое будущее…» В этих словах было русское согласие с ниспосланными испытаниями.
Война побудила интеллигенцию к размышлениям о пределах и возможностях русских. В 1910 году Горький призывал Шмелева писать «хорошее», «человеческое», «бодрые песни»: в этом нуждается Россия, а «скотское» в народе уже «оплевано и будет оплевано», но — без Шмелева и без Горького[53]. Шмелев писал «хорошее», «человеческое» — о мужике размышляющем и страстном, созерцающем и деятельном, открытом и озорном, от такого не слышно упреков и жалоб, его помощник — Святитель Никола. В 1915 году в декабрьском номере петроградского журнала «Летопись» Горький опубликовал статью «Две души» — о русском характере, в котором есть восточная, Западу не свойственная вялость: если в русских есть что-то яркое, красивое, героическое, то, что и являет славянскую душу, то вспыхивает ненадолго, поскольку есть в русских и другая душа — от мистика и лентяя монгола. Статья была встречена с недоумением. Л. Андреев, например, в одном из писем назвал ее «надменной чепухой»[54], а в ответной статье в «Современном мире» высказался о статье Горького как об унижающей народ. Шмелев прочитал статью Андреева и написал о ней автору: «Думая над ней, я думал и о Вас, о Вашей крепкой и живой любви к русской душе. — Горький же возмутил меня»[55]. Позже Андреев в рецензии на «Суровые дни» в «Утре России» (1927. 29 янв.) упрекал новых западников в том, что их стараниями русский мужик «попал в хамы и безнадежные эфиопы», но есть Шмелев, который к этому «эфиопу» подошел чутко, «новой красотой озарил его лапти и зипуны, бороды и морщины, его трудовой пот, перемешанный с неприметными для барских глаз стыдливыми слезами»; Андреев писал: «Нет на этом мужике прекраснодушного народничества, ничего он не пророчествует и не вещает в даль, но в чистой правде души своей стоит он, как вечный укор несправедливости и злу, как великая надежда на будущее…»[56]
55
Цит. по:
56
Цит. по: