Две крупнейшие общественно-политические газеты первой половины ХIХ в. официозной направленности – «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости», никогда не обходили вниманием еврейскую тему, охотно печатали сведения о евреях из других стран.
Из частных газет заслуживает тщательного изучения «Северная пчела» Ф.В. Булгарина и Н.И. Греча, где помещались прямые оценочные высказывания в адрес еврейской нации (см. хотя бы булгаринский фельетон в № 80 от 10 апреля 1 843 г.; любопытна также заметка «Еврейские негры» в № 186 от 22 августа 1841 г.). Кстати, в творчестве Булгарина – одного из самых читаемых авторов второй четверти XIX в. – еврейская тема занимает значительное место. Евреи появляются в его романах («Димитрий Самозванец») и драмах («Бегство Станислава Лещинского из Данцига»), в анекдотах («Комары: Всякая всячина: Рой первый». СПб.: 1842. С. 2–17) и мемуарах («Воспоминания». СПб.: 1846–1849. Ч. 1–6. Passim), научных трудах («Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях: История». СПб.: 1837. Ч. II. С. 288); интерес у писателя вызывает как еврейское мистическое учение («Кабалистик» // Булгарин Ф.В. Сочинения. СПб.: 1836. Ч. 1. С. 290–303), так и реально существовавшие исторические лица («Эстерка» //Булгарин Ф.В. Сочинения. СПб.: 1830. Ч. IV. С. 69–138). Разумеется, еврейские мотивы и персонажи встречаются отнюдь не только у одного Булгарина. Вообще говоря, спектр еврейской проблематики в русской литературе рассматриваемого периода весьма насыщен: от «Опытов священной поэзии» Ф.Н. Глинки (1826) до «Гайдамака» О.М. Сомова (1826), а также романа В.Т. Нарежного «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», запрещенного цензурой, в частности, потому, что «многие из простолюдинов, и в том числе жид Янька, отличаются честными и безукоризненными поступками» [РОГАЧ. С. 235–236].
Как и в странах Западной Европы, отношение русских людей к евреям носило, как правило, характер подозрительно-недоверчивой неприязни, – см. [РЛОЕВ], [SAFRAN], [MONDRY (I) и (II)].
Устное народное творчество – уникальная энциклопедия, в ней сосредоточено знание этноса об окружающем мире, знание, которое накапливалось на протяжении веков. Его достоверность находится в сложном соотношении менталитета конкретного народа и времени; за рамками этих координат достоверность может подвергаться сомнению, а порой и вовсе нивелироваться.
Согласно современным научным исследованиям в них: изображается преимущественно отрицательный опыт контактов русского народа с евреями. Евреи в обозначенных жанрах именуются жидами. Представление, свойственное традиционной культуре, о родстве евреев и нечистой силы нашло отражение и в пословицах («Черти и жиды – дети сатаны», «С жидом знаться – с чертом связаться», «Жид, как бес: никогда не показывается» <…>). Родство с нечистой силой может быть представлено и в переносной форме: «Не ищи жида – сам придет» (то же самое русский народ говорит и о нечистой силе). Сотрудничество с евреями радует не Бога, а его антагонистов («Служба жиду на радость бесам»). Даже само появление еврея в доме воспринимается негативно («Жид в хату, ангелы из хаты»).
Немногочисленны и паремии, характеризующие телесные состояния или связанные с ними явления. Отличие евреев от русских заключается в сильном запахе («От него цыбулькой, чесноком пахнет», т. е. он из жидов). Упоминается и кулинарное ограничение евреев, вызывающее насмешку («Жид свиное ухо съел»). Чертой евреев, по которой их отличают от других, считается их манера писать («Он, – т. е. жид, от стены пишет»). Весьма популярным оказалось изображение в пословицах и поговорках черт еврейского характера, причем все сплошь отрицательные. Так, им приписывается способность лгать, ложь – буквально их пища («Жид с обмана сыт», «Жиду верить, что воду ситом мерить», «Жид правды боится, как заяц бубна»). Выражение жидовская душа означает лживого человека. С этой же позиции оценивается и принятие евреями православной веры: оно, по мнению русского народа, неискреннее («Жид крещеный, что вор прощеный», «Чтобы выгоды добиться, жид всегда готов креститься»). Если изменяется материальное состояние еврея, то оно влияет и на его модель поведения («Льстив жид в бедности, нахален в равности, изверг при властности»).
Ярко выраженной изображается способность евреев посягать на чужое, отбирать последнее («Жид не волк – в пустой сарай не заберется», «Пока при капитале – у жида ты в похвале; как он тебя обобрал, так тебя же из дому погнал», «Где жид проскачет, там мужик плачет», «Около жидов богатых все мужики в заплатах»). Жадность евреев вошла в пословицу («В жида как в дырявый мешок, никогда полностью не насыпешь»). Действие евреев, изначально кажущееся заслуживающим одобрения, на самом деле может привести к беде («Жид водкой угостит, а потом и споит»). Любви евреев должно остерегаться («Любовь жида хуже петли»). Торговля изображена настоящим призванием евреев («Жид на ярмарке – что поп на крестинах»). Даже такая черта как предприимчивость оценена в пословице отрицательно («Жид в деле, как пиявка в теле»). Еще одна черта характера евреев – их продажность («Любят в плен жиды сдаваться, чтоб врагу потом продаться», эта пословица являет разницу характеров с русскими в поговорках «Русские не сдаются», «И один в поле воин»). Пострадавший еврей чаще оказывается справедливо наказанным («Жид скажет, что бит, а за что – не скажет»), но и здесь подчеркнута склонность евреев ко лжи. Не обойден вниманием и изображаемый евреями пессимистический жизненный настрой («Жид, как свинья: ничего не болит, а все стонет»). Кроме того, евреям приписывается злость, их невозможно переделать («Нет рыбы без кости, а жида без злости», «Легче козла живого сожрать, чем жида переделать»).