В русской образованной среде представление о единстве русской и украинской наций в 1840-е гг. разделялось большинством, независимо от политических взглядов и убеждений. <…> В.Г. Белинский, который не просто поддержал идею об общей народности восточных славян, но и утверждал в ряде своих статей и писем, что малороссы уступают русским как культурно, так и интеллектуально. <…> Он видел единственный путь их развития в следовании более развитой русской культуре.
В рецензии на сборник «Ластовка», вышедший в Петербурге по-украински (1841) <…> Белинский приводит много цитат из сборника, призванных продемонстрировать убожество языка и мысли украинских авторов. Подытоживает он отзыв шовинистической оценкой: «Хороша литература, которая только и дышит, что простоватостию крестьянского языка и дубоватостию крестьянского ума!» [ФОМИНА. С. 86–87].
Тургенев, солидаризуясь в целом с презумпцией верховенства великоросской культуры в славянской среде, не был, однако, категоричен в своих оценках и никогда не заявлял о превосходстве русских над другими нациями (этносами, народами), в том числе малороссами.
В романе «Рудин» (1856) Тургенев в речи «желчного» героя Пигасова, которому он отказывает в справедливости суждений, спародировал высказывания Белинского о малороссах. Высмеивая украинскую культуру, Пигасов в своем глумлении пользуется теми же приемами, что и Белинский в рецензии на сборник «Ластовка» [ФОМИНА. С. 88]:
– Если б у меня были лишние деньги, я бы сейчас сделался малороссийским поэтом <…> – Разве вы знаете по-малороссийски? – Нимало; да оно и не нужно <…> Стоит только взять лист бумаги и написать наверху: «Дума»; потом начать так: «Гой, ты доля моя, доля!» или: «Седе казачино Наливайко90 на кургане!», а там: «По-пид горою, по-пид зеленою, грае, грае воропае, гоп! гоп!» или что-нибудь в этом роде. И дело в шляпе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет рукою щеку и непременно заплачет, – такая чувствительная душа! <…> Вы говорите язык… Да разве существует малороссийский язык? Я попросил раз одного хохла перевести следующую, первую попавшуюся мне фразу: «Грамматика есть искусство правильно читать и писать». Знаете, как он это перевел: «Храматыка е выскусьтво правыльно чытаты ы пысаты…»
Что ж, это язык, по-вашему? самостоятельный язык? Да скорей, чем с этим согласиться, я готов позволить лучшего своего друга истолочь в ступе… [ТУР-ПСС. Т. 5. С. 215–216].
Этот фрагмент задел за живое украинофилов. Видный идеолог этого движения – историк, прозаик, поэт и публицист Пантелеймон Кулиш[385] воспринял уничижительную реплику Пигасова за мнение самого автора. Подобного рода казусы в отношении Тургенева имели место постоянно. Напомним, что и Достоевский был до глубины души возмущен критическими в отношении России высказываниями Потугина в «Дыме», которые тоже полностью отождествил с мировоззренческими идеями Тургенева.
Тургенев же – это видно из полного текста его рецензии, вовсе не стремился задеть с русификаторских позиций малороссов. Более того, он проявлял живой интерес к украинофильству как культурному явлению в славянском мире, дружил с Тарасом Шевченко [ДУДКО] и Марко Вовчек[386]. Об этой русско-украинской писательнице, выступавшей в частности в защиту прав евреев, он с большим пиететом отзывается в письме И.В. Павлову от 15(26) февраля 1859 г.:
Я здесь с недавних пор погрузился в малороссийскую жизнь. Познакомился с Шевченкой, с г-жею Маркович (она пишет под именем: Марко Вовчок) и со многими другими, большей частью весьма либеральными хохлами. Сама г-жа Маркович весьма замечательная, оригинальная и самородная натура (ей лет 25); на днях мне прочли ее довольно большую повесть под названием: «Институтка» – от которой я пришел в совершенный восторг: этакой свежести и силы еще, кажется, не было – и всё это растет само из земли как деревцо. Я имею намерение перевести эту «Институтку», хотя и не скрываю от себя трудности этой задачи [ТУР-ПСП. Т. 4. С. 20]
Но при всем этом Тургенев не считал украинскую литературу в сравнении с русской значимым явлением в художественном отношении.
385
Примечательно, что Кулиша, которого Тургенев явно не любил и характеризовал как «картавого тупоумца» [ТУР-ПСП. Т. 4. С. 17–18], и других украинофилов возмущало то обстоятельство, что евреи Малороссии, стремившиеся к аккультурации, выбирали, как правило, русскую культуру, а не украинскую. Через полвека Владимир (Зев) Жаботинский писал об этом феномене следующее: «Уже и теперь евреи во многих городах черты оседлости, где великорусского населения нет, являются единственными, так сказать, представителями русской культуры, т. е., говоря точнее, единолично русифицируют край. <…> То же самое в Малороссии. Украинская печать вообще и прогрессивна, и демократична, но когда речь заходит о русификаторской роли еврейской интеллигенции, эта печать выходит из себя и положительно сбивается на антисемитские ноты. И хуже всего то, что не знаешь, какими словами протестовать. Ибо ведь действительно правда, что города Украины, где великороссов можно по пальцам перечесть, и вполовину бы не носили того характера, который носят теперь, если бы еврейская интеллигенция не так усердно шла навстречу администрации в смысле насаждения русского языка» [ЖАБОТ (II)].
386
В 1859 г. Тургенев издал в Петербурге со своим предисловием перевод «Украинских народных рассказов». М. Вовчок, а впоследствии способствовал популяризации ее произведений во Франции.