Видный славянофил Алексей Хомяков писал в стихотворении «Ода» (конец 1830-х гг.):
Подобного рода идеи озвучивал в своих патриотических стихотворениях и политической публицистике Федор Тютчев – близкий Тургеневу по жизни человек и высоко ценимый им поэт[396]. Но столь чаемые романтиками-славянофилами «согласье и покой» так и не наступили: поляки продолжали бороться за восстановление своей государственности[397]. А русские национал-патриоты обвинять их в том, что в
обреченной на поражение борьбе против России поляки не гнушаются никакими средствами, они неблагодарны, коварны, лицемерны, лживы. «Иезуитская двуличность, вкрадчивость и вероломство» – вот, по мнению <либерала-«западника»> Д. Милютина, «отличительные черты польского характера, которые особенно антипатичны для нас, русских».
Как ни парадоксально, но в Российской империи поляки, несмотря на культивируемые в их среде русофобию и сепаратистские настроения, нисколько не ущемлялись в гражданских правах и занимали самые высокие государственные должности. Однако в общественно-политическом дискурсе вплоть до начала Первой мировой войны они являлись объектом злобных, по большей части клеветнических нападок со стороны публицистов национал-охранителей. В их представлении по своей «вредоносности» для Империи и степени враждебности по отношению к русским поляки немногим уступали евреям.
«Поляки крайне старательно протираются во все ткани русского общества, они очень цепко – почти с еврейской жадностью – захватывают общественные и казенные должности <…>, – рисует пугающую картину М.О. Меньшиков[398]. – Целые ведомства притом столь важные, как путей сообщения, финансов, внутренних дел и пр., наводнены поляками. <…> Поляки-чиновники бойко говорят по-русски, носят русские мундиры и ордена, кричат, когда надо, “ура” и прикладываются даже к руке православного священника, но между собою и дома они говорят по-польски, детей воспитывают по-польски, читают польские газеты и книги – совершенно как иностранцы, живущие временно в России». А главное, по мнению Меньшикова, поляки занимаются тайным вредительством: «Гибельная их роль в подготовке Цусимы, в постройке негодных пушек и лафетов для кораблей слишком памятна. <…> Громадные железнодорожные линии коренной России в руках поляков и всеобщая железнодорожная забастовка 1905 г., проделанная главным образом польскими инженерами, прошла для них безнаказанно. Один из превосходительных польских инженеров пытался – и чуть было не успел – разобщить маньчжурскую армию с Россией…». В качестве доказательства польского коварства националистические публицисты и даже государственные деятели ссылались на так называемый «Польский катехизис», якобы подлинную памятку польского патриота с указаниями, как и чем вредить России[399]. С легкой руки Каткова они искали в русском революционном движении и даже в крестьянских волнениях следы «польской интриги». В предельно сгущенном образе польское двуличие обрисовано, например, в «Наставлении русского своему сыну перед отправлением его на службу в Юго-Западные русские области» («Вестник Западной России», 1865 г.): «Поляки и полякующие <…> обладают неподражаемым искусством ослеплять своей лестию <…> лиц, стоящих на высших степенях администрации. Поэтому в продолжение твоей службы берегись всемерно поляков и полякующих, служащих в одном с тобою ведомстве, вкравшихся своим угодничеством и лестию в доверие твоих начальников – тем более что такие поляки и полякующие, приблизившись к высшим степеням управления, обыкновенно выведывают государственные тайны, сообщают их темными путями врагам России, даже передают в самых верных копиях иностранным журналистам тайные правительственные постановления, а для отклонения от себя подозрения в столь подлой измене отечеству, помрачив прежде злословием и клеветами пред начальством талантливых и ревностных русских чиновников, – на них наводят подозрение в этой измене. В обращении с поляками и полякующими опытное благоразумие требует сдержанности во всех отношениях: оно внушает не входить с ними в искренние связи, не верить им даже тогда, когда они пред русскими бранят своих братий. Как ласкательство, лесть и мнимая их откровенность, так и порицание ими своих соотичей, не более как искусство выведать от русских задушевные тайны, похожие на обольщения, коими блудница Далила выведала от Самсона тайну непреодолимой его силы телесной». Коварство и ложь – пороки, преимущественно приписываемые слабому полу, и потому образ «блудницы Далилы» прямиком ведет автора «Наставления…» к теме «обольстительных полячек»: «…с женою полькою ты поселишь в твоем доме ад. Прежде всего, посредством угождения твоему вкусу, твоим склонностям и увлечениям, жена полячка овладеет тобою до того, что ты пристрастишься к ней до безумия, затем, экзальтированная ксендзами до фанатизма, подстрекаемая и руководимая ими в деле пропаганды, не даст тебе ни минуты покоя, усиливаясь совратить тебя с пути чести, веры и долга, умертвить в тебе веру и чистые истины православного учения церкви, сделать тебя равнодушным, индифферентным к нему, и постепенно, всеми женскими хитростями доведет тебя не только до проступков, упущений и пристрастий по службе, но даже до лихоимства и измены государственным интересам. Она будет шпионкою всех твоих действий, всех порученностей, возлагаемых на тебя начальством, будет передавать об этом сведения ксендзам и своим соотичам – тайным врагам России. Если пойдут у тебя дети, то жена полячка то насмешками над одеждою православных священников и над обрядами, то конфектами и лакомствами, то гневом и бранью, то прельщениями и хитростью будет стараться совратить детей твоих в иезуитский папизм, поселить в них ненависть против православной церкви и всего русского и сделает их если не явными, то тайными папистами». Здесь в утрированном виде выражено повсеместно распространенное (как среди русских, так и среди поляков) убеждение, что именно женщины являются главной нравственной силой «полонизма»[400].
396
Несмотря на идейные разногласия, панславист Тютчев и «западник» Тургенев поддерживали теплые дружеские отношения с начала 1850-х гг. После того как 16 апреля 1852 г. Тургенев был арестован за опубликованный в газете «Московские ведомости» некролог Н.В. Гоголю, запрещенный петербургской цензурой, Тютчев, по свидетельству княжны С.И. Мещерской, которая была в числе друзей Тургенева и принимала активное участие в хлопотах о его освобождении, через несколько дней после ареста (не позднее 21 апреля/3 мая), не зная о запрете навещать писателя, приходит к нему на съезжую с визитом. В своем письме автору «Записок охотника» княгиня сообщает: «В тот самый день, когда вашу дверь для всех закрыли, – он <Тютчев> был у вас с намерением вас повидать» [КАЛАШ. С. 313]. В одном из своих писем к Тургеневу кн. Мещерская сообщала о выходке младших дочерей поэта, Екатерины и Дарьи, которые, узнав об аресте Тургенева, сбросили портрет Николая I с почетного места в шкаф для нижних юбок [ИЗМАЙЛОВ Н.И. С. 238]. И.С. Тургенев являлся инициатором и редактором публикации большой подборки стихотворений поэта в «Современнике», первого сборника его лирики, а также автором статьи «Несколько слов о стихотворениях Ф.И. Тютчева» (все 1854).
397
«Следует напомнить, что после 1832 г. было ликвидировано как особое государственное образование Королевство Польское, закрыты университеты в Варшаве и Вильно, распущено Общество друзей науки, вывезены в Россию библиотеки, введено военное положение, сохранявшееся на территории, аннексированной Россией, весь XIX и начало ХХ века с интервалами в несколько лет. После 1864 г. были закрыты польские средние школы, польский язык запрещен в государственных учреждениях, а в конце концов даже в начальной школе. Цензура наложила запрет на все области политической жизни и большую часть общественной. Темой-табу стала новейшая национальная история. Даже использовать слово «Польша» было запрещено» [МАЧЕЕВ. 14–15].
398
Публицист Михаил Меньшиков, почитаемый как «пророк» нынешними российскими национал-патриотами, «сформулировал основные догматы русской ксенофобии точно так же, как до него «Протоколы сионских мудрецов» сформулировали ключевые положения европейского антисемитизма. Он первым из русских консерваторов взял на вооружение биологический расизм. Именно он ввел в русскую консервативную философию теорию Гобино об арийском превосходстве. В своих патетических воззваниях, замешанных на густом расизме (позднее собранных в один том под названием «Письма к русской нации»), он распространялся о превосходстве касты русской аристократии и о неполноценности иноземцев нерусского происхождения. Апологет расовой чистоты, русского православия и славянской духовности Меньшиков заявлял, что: «Евреи похожи на обыкновенных людей только на первый взгляд. На деле же они “народ азиатский и желтокожий”, любой специалист сумеет “подметить в еврее черты низшей расы”, поскольку семитская кровь в течение тысячи лет смешивалась с негритянской», цитируется по:
399
«Польский катехизис» – книга, якобы найденная на теле убитого конфедерата и опубликованная в 1863 г. П.И. Бартеневым, как приложение в книге Ю.Ф. Самарина «Иезуиты и их отношение к России» (1868) – был в разное время и по разным поводам использован русскими национал-патриотами не столько против иезуитов (т. е. поляков), сколько против евреев [ДУДАКОВ (III)]. Уже современниками высказывались сомнения в подлинности этого текста, однако при этом не было обнаружено никаких конкретных свидетельств о его изготовлении «кем-либо из русских чиновников, публицистов или просто добровольных помощников властей в подавлении мятежа» [ДОЛБИЛОВ (I). С. 838].
400
Примечательно, что здесь мы имеем очевидное совпадение с типичными антисемитскими стереотипами.